Спор с безжалостной судьбой: Собрание стихотворений

Померанцев Кирилл

«В вечерний предзакатный час…»

В вечерний предзакатный час, Когда и сердце бьётся глуше, Мне страшно вглядываться в вас, О, человеческие души. Мне кажется, что вся земля, Со всей набухшею в ней кровью, Со всей тоской, со всею болью, Застенком стиснула меня. Как будто пробили куранты Отбой надеждам и мечтам, И я, как тень, плетусь за Дантом По девяти его кругам.

«В каком-то полуобалденье…»

В каком-то полуобалденье, Не

то в аду, не то в бреду, Вдруг, словно головокруженье, Ложится звёздное смиренье На золотую ерунду. Бежит минута за минутой Блаженной микротишины, И кажется мне почему-то, Что все мы будем спасены.

«В ногах такая же усталость…»

В ногах такая же усталость, И так же горбится спина. А жизнь? Что — жизнь? Такая малость, И всё-таки она нужна. Нужна, чтобы испить до дна Нам уготованную чашу, Распутицу земную нашу От древа райского вкусить И жизнь в проклятье превратить.

«В этот день я когда-то родился…»

В этот день я когда-то родился… Но постойте. Здесь что-то не то. Неужели я жить согласился В этом виде и в этом пальто? Или кто надо мной насмеялся — Обещал, а потом испугался, А потом… Но не всё ли равно, Если знать ничего не дано.

«Вот и всё… — волшебное решенье…»

Вот и всё… — волшебное решенье. Страшновато только: ну, а вдруг Не конец потом, а продолженье, И всё тот же там порочный круг, Те же сны, такие же желанья, Тот же спор с безжалостной судьбой. И не стать проклятому сознанью Никогда блаженной пустотой.

Всё безысходно решено

Мне больше ничего не надо: Всё безысходно решено, И вечер хвойную прохладу Струит в открытое окно. И ветер веет еле-еле, И радуга стоит дугой, И шелестят чужие ели «Его Савойи дорогой».

«Всё в мире проходит. Всё в мире прошло…»

Всё в мире проходит. Всё в мире прошло. И, как говорится, травой поросло, Великодержавной травою забвенья, — Крушенье основ и другие явленья: Бессмыслица зла и бессилье добра, Скитанья и жизнь на авось, на ура, А всё-таки как-то прошло, прожилось — Порой на ура, а порой на авось.

«Всё, как прежде, — Россия, Америка…»

Всё, как прежде, — Россия, Америка… Будет или не будет война? Тишина. Вдоль Лазурного берега Шелестит, рассыпаясь, волна. Всё, как прежде. Ничто не меняется: Тот же звёздный спускается мрак. Человек умирать собирается, А посмотришь — и выжил чудак. 1974

«Всё это было, было, было…»

«Всё это было, было, было», И это всё прошло, прошло. И даже память позабыла Тех дней бессмысленное зло. Так

жизнь пройдёт — и не заметишь, Но за последнею чертой Не то ужасно, что тамвстретишь, А то, что принесёшь с собой.

«Взошла луна. В сиянии ночном…»

Взошла луна. В сиянии ночном Безмолвна необъятность океана, Как будто благодатная нирвана Сошла на мир с его ненужным злом, Как будто мир блаженно почивает, Не ведая, что сам в себе таит. Так человек: он — то, что он скрывает, О чём он никогда не говорит. 1986

«Войди, как, бывало, входила…»

Войди, как, бывало, входила, Взгляни, как умела смотреть. Неважно, что жизнь не простила И не научила стареть. Неважно, что те же страницы Лежат между мной и тобой, — Уедем, бежим за границу, Уйдём в океанский прибой. И там превратимся в круженье, В поэзию, в солнечный блик: Ведь ты — моё воображенье, А я — твой послушный двойник.

«Вспоминаю о том, чего не было…»

Вспоминаю о том, чего не было: Как когда-то я ездил в Москву, Там встречал Мандельштама и Белого, Вместе с ними смотрелся в Неву. Осип что-то бубнил про Боэция, Чем-то был недоволен Андрей, А в Неве отражалась Венеция Вензелями своих фонарей. Проплывали виденья гондолами: Петербург, Петроград, Ленинград… Чувства маялись, разум безмолвствовал, Принимая имперский парад. А потом мы с тобою уехали, Как мне кажется, в Катманду. Небо полнилось звёздными вехами, Гималаями в снежном чаду. «Несказанное, синее, нежное…» — То, чего я не знал никогда. За бедой торопилась беда В пустоте бытия неизбежного.

«Выхожу из дома: гул автомобилей…»

Выхожу из дома: гул автомобилей, Стёкла магазинов, вывески, огни… Мы когда-то тоже рысаками были, Пили и любили. Прожигали дни. Мы когда-то тоже… Но не всё равно ли, Где и что мы пили, как любили мы? Были да уплыли — от своей же доли, От родных метелей северной зимы.

«Горный вечер робко пробивался…»

Горный вечер робко пробивался… Нам уже пора спускаться вниз: От реки густой туман поднялся И в прозрачном воздухе повис. Тихо всё. Среди снегов застывших, Слышишь, точно листья шелестят: Это души никогда не живших С душами умерших говорят. 1952

«Горячий ветер листья сушит…»

Горячий ветер листья сушит, Проносит пыль по мостовой. В мясных торжественные туши Сверкают жирной белизной. А мы с тобой бредём неспешно, Толкуем о добре и зле — На этой маленькой и грешной, Очаровательной Земле.

«Да, иногда стихи мне удавались…»