Справедливость-это женщина

Куксон Кэтрин

– Понимаю.

– Ну что, идем? – Джо поднялся, как, впрочем, и Дэвид, и, когда Дэвид пошел надевать пальто, он сказал:

– Не пойдешь ли с нами, Хейзл? – Он повернулся, взглянул в направлении Элен и добавил: – Ты можешь амортизировать удар для мэм.

– Нет, с твоего позволения, я останусь; у меня много дел. К тому же я не думаю, что кто-то или что-то в состоянии смягчить впечатление от нашего дома по пятницам вечером; единожды увидев, такое не скоро забудешь. – И незамедлительно добавила: – Всего хорошего, мэм, спасибо за визит.

– Приятно было познакомиться. Всего хорошего.

Дэвид открыл дверь, и Элен вышла на узкую кирпичную террасу, но она быстро повернула голову, бросив взгляд на комнату и на Джо, который держал Хейзл за

руку и нашептывал ей что-то, чего она не могла разобрать. Элен расслышала лишь его последние слова: «Значит, увидимся».

Когда она вновь повернулась и вышла на травяную аллею, она подумала, насколько нелепа была вся ситуация в этом доме.

Девушка, несомненно, была права: ничего не могло смягчить впечатление от семьи Иган в пятницу вечером. Элен стояла в дверях маленькой комнаты, переполненной мужчинами, женщинами, юношами и девушками и многочисленными детьми всех возрастов; однако, описывая мысленно сцену, она применила не слово «переполненная», а «кишащая».

– Приветствую, миссис Иган, – сказал Джо. – Как поживаете? Позвольте представить мою жену?

И маленькая, низкорослая пожилая женщина пробралась сквозь толпу родственников, вытирая о фартук руки, и сказала громким энергичным мужским голосом, который едва ли мог от нее исходить:

– О, какое удовольствие! Настоящее удовольствие! Как поживаете, мэм?

Элен взяла протянутую ей руку, заставив себя улыбнуться и сказать:

– Спасибо, прекрасно. А вы?

– Да что я! Скажите, можно ли чувствовать себя иначе, чем замотанной до смерти, с такой толпой вокруг? – Она отвела свою короткую пухлую руку в сторону, и, когда рука соприкоснулась с плечом одного из ее сыновей, он нарушил молчание, опустившееся на остальных членов семьи, и закричал:

– Осторожно, мама! Ниже шеи не бить, – что вызвало по всей комнате приглушенное лопотанье.

– Вот только послушайте их, мэм. Послушайте! Никакого уважения. Вот такой сегодня денек. Присаживайтесь, пожалуйста. – Теперь она смотрела на Джо.

– Нет, спасибо, миссис Иган. Мы… мы не останемся. Нам надо быть на собрании в правлении.

– Ах да, в правлении. – Коротышка уже кивала Джо. – Тогда вам нужен Дэн. Он ушел чуть больше получаса. Не мог дождаться, чтобы забраться на эту трибуну и выговориться до белого каления. Таков Дэн. Я ему говорила: меньше болтай языком, пусть поговорят кайла и лопаты, тогда нам будет лучше. Но здесь лучше не начинать, так как все они в одной лодке. – Она сделала резкое движение головой в сторону стоявшего у дальней двери мужчины и еще двух, сидящих за столом, на коленях у одного из которых был ребенок, и добавила: – Они все в ней. Но притом было бы немного глупо, не правда ли? Просить их соглашаться на меньшее. А что такое меньшее? Я, к примеру, ни разу не заглядывала в его кошелек с тех пор, как вышла за него замуж. Я получаю, сколько мне положено, и все. Сколько ребят, двое или десять, все равно – сумма одна. – Затем, взглянув прямо в лицо Элен, она сказала менее резким тоном: – Для вас, мэм, прибывшей из Лондона, все это может показаться странным. Верно? Мы люди грубые, это всем известно, но известно и то, что и у нас есть сердце. Одно можно о нас сказать – и не только в этом шахтерском поселке, но и в масштабе всей страны – мы верим тем, кто верит в нас! Верно, мистер Джо?

– Да, верно, миссис Иган, совершенно верно.

– Если вы считаете, что это так, то почему же вы не на нашей стороне, мистер Ремингтон? – тотчас же спросил у Джо один из стоявших у двери мужчин. Джо глубоко вздохнул и несколько секунд молчал под холодным взором молодого человека, прежде чем сказать:

– Теперь мы с вами знаем, что большинство моих рабочих – не члены профсоюза. Возможно, для этого есть все основания, может быть, им не нужно вести такую тяжелую борьбу, как вам, как всегда было и раньше. Но так или иначе, такая ситуация существует, и я этого хочу. И мой отец хотел этого. Мы верим в то, что людям необходимо предоставить самим решать, хотят ли они быть свободными или желают, чтобы их

вели.

– Все это чепуха! Мы не овцы. Вопрос не в том, что тебя ведут, а в наращивании силы. Даже в проклятой Библии говорится: когда один или двое собираются во имя Мое… то имя нашей силы – это союз. Отдельно взятые люди – это ничто… ничто!

Трое других взрослых мужчин подхватили тему:

– Да, так и есть, ничто, ничто.

Затем мужчина, который казался старше всех их, но был самым маленьким, худым и низкорослым, сказал:

– Ваши люди, мистер Ремингтон, единственные в городе, продолжающие работать. И мы это не забудем. У нас хорошая память, некоторых из них ждут неприятности еще до окончания всего этого, я уверен. А кто во всем этом виноват?

– На вашем месте я не занимал бы такую позицию. – Голос Джо был теперь мрачным. – Вы поймете, что откусили больше, чем в состоянии прожевать. Я пришел сюда поговорить с вашим отцом, сказать ему, что Джордж Бейли хочет внести на митинге предложение от «моих овец», как вы их называете. Я очень сомневаюсь, что если бы ситуация изменилась и вы оказались на их местах, то стали бы рассматривать вопрос о еженедельном выделении в течение месяца однодневной платы на поддержку дела, за которое они борются. В качестве альтернативы они предлагают провести в течение недели символическую забастовку, чтобы продемонстрировать свою солидарность с вами. И я могу вам здесь сказать, что я категорически против последней меры!

Четверо мужчин молчали; единственным звуком на кухне было потрескивание разгоревшегося огня и неравномерное дыхание присутствующих.

Джо повернулся к миссис Иган и сказал:

– Всего хорошего, миссис Иган, – сопроводив это коротким кивком головы; затем, взяв под ручку Элен, добавил:

– Пойдем.

Они покинули жаркую и теперь спокойную кухню, окунувшись в более прохладную уличную атмосферу. Дэвид должен был ждать их в машине на пустыре, находящемся рядом с коттеджами. Улица была вымощена, и Элен с трудом ступала по ней в своих туфлях с высокими каблуками. Джо по-прежнему держал ее под ручку, его хватка была крепкой. У него был злой вид, и она полагала, что у него имеются все основания, чтобы злиться. Элен надеялась, что сцена, которую она только что наблюдала в этой ужасной комнате, заполненной неотесанными, невежественными личностями, убедит его в конечном счете, что его симпатии расточаются зря.

Из бесед, которые она слышала между Джо и его отцом, она поняла, что они симпатизируют, возможно сами того не желая, горняцкому сообществу. Она могла бы скорее это понять, если бы старик – каковым она считала своего свекра – происходил из шахтерской семьи, но на самом деле четыре поколения его предков были плотниками, а до этого – колесными мастерами.

Но теперь, когда они по образу жизни принадлежали к среднему классу, они влились в него, не став его составной частью, так как они не знали никого из больших людей, даже в мире бизнеса. Очевидно, единственными их друзьями была семья Леви. У мужа Маркуса есть жена Лена и дочь Дорис. Он – солиситор [1] в Фелберне и в настоящее время находится в Девоне на похоронах отца. Но кто такой солиситор? Есть еще, разумеется, доктор, но он всего-навсего простой практикующий врач.

[1]Солиситор – адвокат, ведущий дело в судах графств. – Здесь и далее прим. перев.

Когда они достигли конца длинного ряда коттеджей, на них набросилась, как ей показалось, дикая орда, чуть было не опрокинув их обоих.

Пять мальчишек гоняли консервную банку, и, когда она попала в ногу Джо, он откинул им ее назад, но на его лице не проглянула улыбка, как это могло бы быть в другой ситуации. Вокруг машины собрались ребятишки, которые затихли при их приближении, пока Дэвид не завел мотор. Тогда один из них закричал:

– Черномазый, прокати в старой консервной банке!