Справедливость-это женщина

Куксон Кэтрин

Она была слишком потрясена, чтобы хотя бы протестовать, когда почувствовала, что ее несут, наполовину волокут по комнате и швыряют на кушетку. Затем он стоял над ней, свирепо глядя ей в лицо, и его губы дорожали, когда он говорил:

– Никогда не смей подниматься наверх и просить об увольнении Дэвида; и не смей больше упоминать его имя. Слышишь? – Когда Джо схватил ее за платье, ее рука сжала его запястье, и мгновение она со страхом взирала на него, широко раскрыв глаза и нервно облизывая губы. Ее лицо вытянулось еще больше от шока и удивления, когда он продолжил: –

Мой отец много лет страдал от одной женщины – моей матери. И на этом этапе его жизни, принимая во внимание состояние его здоровья, я не позволю, чтобы ты или кто-то еще беспокоил его. Он… он любит Дэвида, как… как и все мы. Если ты пойдешь к нему и будешь говорить о его увольнении, то это… – Он сделал движение кадыком, сглотнув слюну, затем на мгновение закрыл глаза, после чего отпустил ее, распрямился и после долгой паузы, в течение которой они смотрели друг на друга, тихо сказал «извини». Затем отвернулся от нее и поспешно вышел из комнаты, а Элен продолжала лежать и смотреть на дверь…

В ванной он обдал лицо холодной водой, а теперь, стоя на лестничной клетке третьего этажа, приглаживал обеими руками мокрые волосы, прежде чем открыть дверь и войти в комнату отца.

Майк как раз выходил из своей мастерской. Его спина слегка согнулась, и он двигался медленно, шаркающей походкой. Он достиг стоящего у окна кресла, прежде чем заговорить; затем, повернув в сторону голову, тихо спросил:

– Из-за чего все это?

– Что ты имеешь в виду?

– Ох, мальчик, – его тон был резким, – я же не глухой. Не забывай, что твои комнаты прямо подо мной. – Он указал своим деформированным пальцем в направлении пола.

– Мы не сошлись во мнениях.

– Чертовская недомолвка? Что произошло между вами? – Вопросы был заданы спокойно и озабоченно.

Джо подошел к окну, медленно облокотившись на широкий подоконник и перегнувшись вперед, оглядел сады, прежде чем ответить:

– Я мог бы сказать – воздействие жары.

– Но ты ведь так не считаешь.

– Не считаю.

– Так в чем же дело?

Теперь Джо повернулся и взглянул на отца.

– Кажется, мы говорим на разных языках, – сказал он.

– Надо же! Черт возьми! А ты вроде бы этого и не ожидал? Помнишь, что я говорил тебе не так давно: не совершай той же ошибки, что и я. Это должно было помочь тебе определить, каким путем идти дальше.

– Мне казалось, я так и делал.

– А на ней это сказывается?

– Видимо, нет.

– Что же произошло на сей раз?

– Все и ничего.

Майк медленно пододвинулся к краю кожаного кресла; затем, изогнувшись вправо, приподнял вверх свое тело, пока не встал, приняв по возможности прямое положение, затем отошел от окна и медленно направился к застекленному шкафчику в дальнем конце комнаты. Он вынул бутылку и два стакана и, наливая содержимое, спросил голосом, едва превосходящим бормотание:

– Ты призвал ее к порядку?

– Нет, конечно; да у меня и нет таких намерений.

– А что, если у кого-то есть?

– Это невозможно. У кого же? У них же нет ничего конкретного.

–

Да, да, ничего конкретного. – Майк повернулся. – Подойди и выпей; думаю, тебе это нужно.

Когда Джо подошел, Майк передал ему стакан с чистым виски и, подняв другой стакан, посмотрел на сына, прежде чем пригубить, потом осушил его залпом и вздрогнул. Затем поставил стакан и отошел, сказав:

– Глупо было задавать такой вопрос.

– Так не надо было задавать.

Ремингтон-старший подошел к своему креслу, уселся и затем вновь заговорил.

– Знаешь, что она мне сказала на днях? – спросил он.

– Что она тебе сказала?

– Я спросил ее, что она думает о необходимости создания семьи, и она сказала мне, что вы оба пришли к согласию, что «такие неприятные банальности» – именно эти слова она использовала, хотя и смеялась, произнося их, – не должны нарушать вашу жизнь в ближайшие два-три года. Что скажешь на это? Это соответствует действительности?

– Нет.

Майк взглянул на Джо, осушавшего свой стакан, и повторил:

– Нет?

– Я же говорю – нет.

– Как тебя понимать?

– Я думаю, что она стремится к ответственности; она хочет что-то возглавлять, чем-то руководить. У нее трудности в отношениях со мной, и я полагаю, лучший выход из положения… – Джо сделал паузу, выпятил губы, медленно кивнул головой и закончил фразу: – Это начать с того, чтобы как можно скорее подготовить для нее армию малышей.

По смеху, вырвавшемуся из уст Майка, можно было подумать, что его источником является крупный, крепкий, здоровый человек. Он запрокинул назад голову и, перевесившись на одну сторону кресла, громко засмеялся. И Джо, глядя на него, тоже смеялся, но его смех скорее напоминал грудное хихиканье и был вызван не столько признанием собственной изворотливости, сколько радостью его отца.

Теперь Майк сидел, вытирая лицо большим пестрым шелковым носовым платком, и смех по-прежнему клокотал внутри него, когда он проговорил:

– Да, должен признать, ты на высоте. Скажешь, что бес попутал. Думаешь, начало уже положено?

– Не знаю, прошло еще мало времени.

– Одно могу сказать с уверенностью, мальчик: ты на правильном пути.

Когда Джо смотрел на отца, он понимал, что его признание, что он хитростью заставил свою жену забеременеть – если таковое правда, – порадовало его больше, чем если бы он прямо пришел и сказал ему, что Элли ожидает ребенка; и это ясно продемонстрировало ему одно: отцу нравится она не больше, чем работникам кухни или обитателям коттеджа.

– Ну, пора идти, – сказал Джо. – Да, кстати, чуть было не забыл: поездка в Лондон наконец увенчалась успехом: сегодня утром мы получили заказы на тысячу корпусов, треть из них – с орнаментальной наплавкой.

– Хорошо! Очень хорошо!

– До встречи!

– До встречи, мальчик.

Когда Джо подошел к двери, Майк изогнулся на кресле и тихо сказал:

– Я, пожалуй, распоряжусь расстелить здесь более толстый ковер. – Он жестом указал на пол. – Пригодится, когда она узнает, что ты сделал с ней.