Спроси свою совесть
Шрифт:
Юность забывчива и эгоистична. Поглощённый своими переживаниями, Иван к концу уроков забыл о Женькиных странностях, да и другие посчитали случившееся очередной его выходкой, стремлением к оригинальности.
И потянулись школьные дни с их обычными заботами и волнениями. Женька Курочкин теперь не пропускал занятий, аккуратно каждый день являясь в школу, и только с уроков истории по-прежнему уходил. Гнетущее чувство тревоги постепенно совсем исчезло, но беспокойство ещё осталось. И в то же время появилась у него некоторая снисходительная пренебрежительность по отношению к своим сверстникам. Он
«Знали бы вы, что мне пришлось пережить, — думал он, поглядывая на ребят. — У кого из вас хватило бы на это духу? А меня вот разыскивает милиция, и, может быть, в недалёком будущем ожидает тюрьма».
Ребята, чувствуя его отчуждённость, тоже стали несколько сторониться Курочкина. Один Иван Сергеев ещё пытался втянуть его в общую жизнь коллектива. Так было и с субботником.
Готовиться к этому традиционному празднику коллективного труда — Ленинскому субботнику, стали недели за две. Началось всё с того, что десятиклассники насели на своего комсорга Ирину Саенко:
— Опять будем, как в прошлом году, на улице бумажки и разный мусор собирать? Пусть там пятиклашки шевыряются. А ты ищи для нас настоящую работу!
Ирина сама ходила в горком ВЛКСМ, на завод, в строительные организации. Нигде ей не отказывали, но и конкретного ничего не обещали. Но однажды она вошла в класс радостная и торжествующе вскинула вверх руки:
— Победа!
— Что? Что? Рассказывай! — нетерпеливо теребили окружившие её одноклассники.
— Есть работа, достойная нашего славного непробиваемого, непромокаемого десятого «А» класса!
— Какая? Где? — посыпались вопросы. — Рассказывай побыстрей! Не томи душу!
— Будем работать на строительстве детского сада. Нас берёт в помощники бригада коммунистического труда Серафима Туманова.
— «И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился», — язвительно процитировал Курочкин.
— А помоложе ты никого не нашла? — деловито осведомилась Лида Норина. — Серафим — это какой-нибудь седобородый старец, музейная редкость.
— Бригада молодёжная, мне сказали, — возразила. Ирина.
— О-о, это уже лучше, — обрадовалась Лида. — А бригадир всё равно старик. Так всегда бывает: молодым в наставники да в бригадиры стариков дают.
— А когда пойдём? — деловито осведомился Толька Коротков.
— Я уже договорилась с учебной частью. В субботу у нас будет три урока. Час — пообедать и переодеться. Сбор без четверти двенадцать, пятнадцать минут ходу до стройки, а ровно в двенадцать начнём работу.
— И до скольки?
— Вообще-то до четырёх. Но можно будет и задержаться, если захочется.
Сообщение её было встречено с энтузиазмом. Одни радовались искренне, другие заразились их радостью, а третьи были готовы выполнять любую физическую работу, лишь бы не сидеть на уроках. Да к тому же, сославшись на субботник, можно было не готовить к понедельнику домашние задания — уважительная причина!
— Ты пойдёшь? — спросил Иван Курочкина.
Тот неопределённо пожал плечами.
— Не знаю. Хотелось бы. Только мать, наверное, не пустит. Ты же знаешь — сердце!
Дело было, конечно, не в матери.
— Мы тебе полегче работёнку подыщем, — пообещал Иван.
Но это предложение ещё больше разозлило Курочкина — ни жалости, ни снисхождения он терпеть не мог.
— Ты поди мою мать уговори! — отрезал он.
Впрочем, он наверняка пошёл бы на этот субботник, если бы была надежда, что пойдет и Нина Чернова. Но она уже третий день пропускала занятия. Девчонки говорили, что больна, где-то простудилась.
— Ну, как знаешь, — обиженный его резкостью буркнул Иван и отошёл.
Женька ещё надеялся, что в субботу Нина придёт в школу, но она не пришла, и он окончательно утвердился в решении не ходить на субботник. С некоторой снисходительностью и в то же время с непонятным ему раздражением следил он за шумными приготовлениями, ребят. А они, казалось, искренне были рады предстоящей работе и с нетерпением ожидали окончания третьего урока. И как только прозвенел звонок, их словно ветром сдуло.
А через час они снова собрались во дворе школы. Все девчонки были в брюках, одни в широких полосатых, похожих на пижамные, другие в модных джинсах, с подвёрнутыми снизу сантиметров на двадцать штанинами.
Ровно без пятнадцати двенадцать во двор вышел Владимир Кириллович. Он оглядел всех своими цепкими прищуренными глазами:
— Все собрались?
— Нет Черновой и Курочкина, — ответила Ира.
— Чернова больна, — услужливо подсказал кто-то из девчонок.
— А Курочкин?
— Сердце у него, — хмуро пояснил Иван.
— Понятно. Значит, ждать больше некого. Подождите минутку, я только скажу директору, что мы отправляемся.
Он скрылся в дверях школы. Иван протиснулся к Ирине и спросил, кивнув ему вслед головой:
— А он что, с нами пойдёт?
— Да.
— Это ещё зачем?
Ирина пожала плечами.
— Так положено. Он наш классный руководитель, отвечает за нас.
— Всё не доверяют нам, — ворчал Иван. — За маленьких считают. Пасут, как телят неразумных!
Ирина ничего не ответила. Дождавшись Владимира Кирилловича, десятиклассники шумной стайкой отправились на стройку. Идти было недалеко, каких-нибудь четыре или пять кварталов. Там их уже ждали. Во дворе на груде кирпича сидели четверо довольно молодых парней и две девушки. Они поднялись ребятам навстречу.
— Помощники, значит, наши пришли, — сказал один из парней. — Ну что ж, давайте знакомиться. Это вот девушки наши, Вера и Зина, мастерицы на все руки. И раствор замесить, и комнату оштукатурить, и покрасить, и побелить — всё могут. Золото, а не девчата. Сущий клад для будущих мужей. А это, — показал он на парней, — каменщики-специалисты. Владимир и два Николая. Мы их по цвету волос различаем: Коля — светлый и Коля — тёмный.