Спроси свою совесть
Шрифт:
Всю обратную дорогу они молчали. Только когда уже подъезжали к городу, Мишка неожиданно расхохотался каким-то невесёлым нервным смехом, очевидно, давая разрядку внутреннему напряжению.
— А девка-то! С танцев, наверно, шла! Протанцевала туфли, пальто и часы! Вот дурёха-то!
Женька вспомнил беспомощную, жалкую фигуру девушки, и смех Мишки показался ему противным. Он крепче стиснул зубы и отодвинулся в самый угол кабины.
— Барахло я с собой заберу, продам в другом городе знакомому барыге, — продолжал Мишка. — В нашем городе
Женька и Заяц промолчали.
Домой Женька пришёл около часу ночи. Отца дома не было, он в поездке. Мать одна сидела в столовой, дожидаясь Женьку. Она ничего не спросила, только попыталась жалобно заглянуть ему в глаза. После того случая, когда Женька открыл её связь с Верблюдом, мать никогда первая не заговаривала с Женькой, а лишь заискивающе торопливо отвечала ему. Вот и сейчас она ни о чём его не спросила, и Женька молча прошёл в свою комнату.
Только здесь, дома, в своей комнате, он осознал всё происшедшее. Он, Женька Курочкин, будущий известный поэт, талант, стал грабителем, преступником. На память пришла песня, которую любил напевать подвыпивший Мишка:
Таганка! Все ночи полные огня. Таганка! Зачем сгубила ты меня? Таганка! Я твой бессменный арестант, Пропали юность и талант В стенах твоих!Вот и с ним так. Сейчас подъедет к дому «чёрный ворон», войдут два милиционера, скажут: «Собирайтесь, гражданин Курочкин!» — и всё! Пропала жизнь молодая!
Кажется, шум мотора? Женька метнулся к окну, выглянул на улицу и обессиленно опустился на стул. Нет, показалось!
Он бросился на диван, сунул голову в подушку. Забыться, забыть всё! Но цепкая память всё время выхватывала куски события: вот они трое стоят, прижавшись за углом, поблескивает нож в руках у Мишки, вот снова слышатся приближающиеся шаги и тонкий, дрожащий девичий голосок: «Дяденьки, только не убивайте!..»
Вдруг подумалось: а если он где-нибудь неожиданно встретится с этой девушкой? Воображение услужливо подсказало картину: она входит в класс, проходит по рядам, и вот ее палец упирается прямо ему в грудь. А Нина смотрит, и в глазах ее ужас.
Женька заскрипел зубами и застонал.
Где-то раздался стук. Пришли за ним! Он вскочил и прижался к стене. Нет, тихо. Он снова на цыпочках подошел к окну, приоткрыл занавеску и вздрогнул. Теперь всё! По улице шли два человека. Вот они подошли к их калитке… Почему-то прошли мимо.
Только теперь Женька заметил в их руках кондукторские фонари, отбрасывающие неясные круги света на дорогу. Идут с дежурства. А он-то перепугался.
Так в кошмарах прошла вся ночь. Но и утро не принесло успокоения. Каждую минуту за ним могли прийти, арестовать. Все его мысли вертелись
Ноги понесли его по знакомой дорожке в школу. Может быть, там есть кто-либо из его друзей — в обществе не так страшно. Но в школе было тихо и пусто — весенние каникулы. Женька бесцельно прошёлся по коридорам, постоял у дверей своего класса, спустился вниз и подошёл к учительской.
Внезапно дверь учительской открылась. На пороге стоял Владимир Кириллович.
— Вы ко мне, Курочкин? — негромко спросил он.
«Рассказать? Он всё поймёт… и уладит», — мелькнуло в голове у Женьки.
— Нет. То есть да, Владимир Кириллович, — срывающимся голосом ответил он.
— Проходите.
Владимир Кириллович посторонился, пропуская Женьку в учительскую. Тот подошёл к двери и увидел в глубине комнаты маленькую приплюснутую головку ненавистного Верблюда. Глаза его холодно блеснули из-под стёкол очков и уткнулись в бумаги, разложенные на столе. Женька вздрогнул и отступил на шаг.
— Нет… Только не здесь, Владимир Кириллович. Наедине.
— По личному вопросу, — понимающе кивнул Владимир Кириллович. — Ну что ж, пойдёмте, поищем пустой класс — их сейчас достаточно.
Он вспомнил заседание комсомольского бюро и внутренне улыбнулся. Они поднялись на второй этаж и зашли в первый попавшийся класс. Владимир Кириллович уселся за парту. Женька остался стоять.
— Не знаю, с чего начать.
— Да вы садитесь.
Женька сел за парту рядом с Владимиром Кирилловичем. Некоторое время оба молчали. Женька обдумывал, как рассказать всё, что гнетёт душу, а Владимир Кириллович боялся неосторожным словом спугнуть откровенность юноши. Наконец Женька решился:
— Владимир Кириллович…
Договорить он не успел. Скрипнула дверь, и раздался не менее скрипящий голос Александра Матвеевича, заставивший их вздрогнуть.
— Я ищу вас, Владимир Кириллович. Вы ещё не сдали мне отчёт за третью четверть по пятым-седьмым классам и по кружковой работе.
— Простите, Александр Матвеевич, — несколько резче, чем ему хотелось бы, ответил Владимир Кириллович, — вы же видите — я сейчас занят!
— Это вы называете «занят»? Разговор с каким-то… — завуч пошевелил губами, словно пережёвывал то слово, которое он собирался выплюнуть, — лентяем для вас важнее ваших непосредственных обязанностей?
Владимир Кириллович оглянулся на Женьку. Тот весь напрягся и, казалось, даже перестал дышать. Чтобы предотвратить приближающийся взрыв, Владимир Кириллович решил разрядить обстановку.
— Александр Матвеевич, — миролюбиво произнёс он, — минут через двадцать-тридцать я освобожусь и приду в учительскую, там мы продолжим этот разговор. А здесь, мне кажется, — всё-таки не сдержал он своего раздражения, — не место и не время обсуждать такие вопросы.
Но взрыв произошёл совершенно неожиданно с другой стороны.