Спроси заклинателей духов
Шрифт:
— «Джентльмены любят блондинок, но женятся на брюнетках. (Английское правило.)»
— Ну, я вижу, вы совсем подкованы, — засмеялась она. — А это что, дайте-ка! «Всякая женщина моложе 70 для меня цветочек», — прочитала она. — А где нашли?
— В нашей библиотеке…
— Наверное, вы все-таки больше интересуетесь политикой, — улыбнулась она.
— Вы правы. Да и хотелось вам помочь. А то ведь с Дарьей Тимофеевной шутки плохи. Попробуйте ее перекрасить в блондинку, рецепты я вам нашел.
Она
— Легче тигра перекрасить в белого медведя… А рецепты я все-таки перепишу…
— Пожалуйста, их тут у меня целая куча!
— Не бойтесь за девочек, — вдруг серьезно сказала Людмила Федоровна. — Никто их не тронет. Я все-таки директор как-никак. И за Катю Рультынэ не бойтесь, никто ее не обидит.
— Давайте я чай подогрею, а то он совсем остыл.
Глава 8
Урок был как урок и ничем не отличался от других, если бы не перемена и игра в снежки. Начался южак, теплый влажный ветер, и снег был мокрым, дети резвились, и к ним выскочила на улицу Людмила Федоровна.
Несколько комьев снега в общей перестрелке угодили и в нее, но тут раздался звонок, перемена закончилась, все ринулись в классы.
Людмила Федоровна в учительскую не забегала, отряхивалась в классе, а класс еще не остыл, весело гудел, и когда холодная струйка воды потекла по ее лицу, она, поняла, что это растаял снег на прическе, подошла к окну привести себя в порядок, и тут класс затих. Она не заметила, как автоматическим движением сняла с головы парик, резко встряхнула его, капли воды забрызгали пол и юбку, и только хотела водрузить его на место, как до нее дошло…
Она растерянно смотрела в притихший зал.
Оторопевшие школьники во все глаза смотрели на новую учительницу.
Кто-то на задних рядах тихо хихикнул. Чукотские школьники впервые в своей жизни видели парик.
Людмила Федоровна свернула его, положила на подоконник, в угол, причесала свои короткие темно-русые волосы и вернулась к столу и классному журналу.
Урок прошел вяло. Дети новыми глазами смотрели на человека, которого, казалось, всегда знали, в которого были влюблены, и этот обман каждый переживал по-своему.
У доски отвечал Петя Эттувги.
— В человеке все должно быть настоящее, — заканчивал он ответ. — Это русский писатель Чехов писал. Все должно быть настоящее — и душа, и одежда, и…
— Нет, — поправила она. — В человеке все должно быть прекрасно, писал он.
— Нет, настоящее, — упорствовал Эттувги, с ненавистью глядя на парик.
— Ну ладно, будь по-твоему. Настоящее, — значит, прекрасное. Да?
— Да.
Он сел.
Людмила Федоровна раньше времени закончила урок и торопливо ушла в учительскую.
Конечно, об этом инциденте она поведала Матвееву.
— Опростоволосились вы, Людмила Федоровна, в прямом и переносном смысле слова.
Она грустно улыбнулась.
— Признаться, я и сам не замечал. Как вам удалось так искусно подобрать?
— Не замечали, потому что не приглядывались… я ведь вас как женщина не интересую. Для вас важнее, чтобы дела в школе шли хорошо… и вообще, в поселке.
Он пожал плечами.
— А парик иностранный У меня родители за границей работают, мама и постаралась.
— Вон оно что… — удивленно протянул он. — А почему вы здесь?
— А где мне быть?
— Ну, я полагал, при столь высоких связях родителей дети уж наверняка устраиваются в столице, а вы на край земли. Что так?
— За что это вы меня, Андрей Андреевич?
— Извините… я не хотел…
— Да ладно, чего уж там… Я сама сюда напросилась… Каприз, если хотите… А Москва действительно от меня никуда не уйдет, — язвительно подчеркнула она.
— Извините еще раз… У меня это бывает — ляпнуть сгоряча. Хотите, позабавлю. Два года назад у меня что-то намечалось вроде романа… с одной, правда, брюнеткой. Ну и когда дошло до этого, понимаете… до поцелуев, у нее полпрически упало, шиньон, что ли, называется. И ничего не вышло. Большой ком человеческих волос отдельно на белой подушке… не по себе как-то.
— Вот уж не представляла, что вы столь эмоциональны!
— Эттувги, говорите? В человеке все должно быть настоящее… гм… а ведь это он отец Катиного ребенка.
— Спасибо за доверие. Но я уже сама догадывалась.
— А теперь дело сложнее, чем вы думаете.
Людмила Федоровна насторожилась.
— Помните, я вам рассказывал о единственной дальней родственнице Кати. Она долго болела, часто и подолгу лечилась. Письма приходили с юга, из санаториев… Вот… Родственница эта умерла. Пришло письмо в сельсовет. Катя еще ничего не знает. Надо сообщить Кате. Возьмите это на себя, а?
Людмила Федоровна молчала. Потом кивнула.
— Вот ведь как все нескладно получается, — сказала она. — Что с ребенком-то будет?
— Ну, наперед не загадывайте, — хмуро остановил он ее.
— А правда, вы скоро уезжаете, Андрей Андреевич?
— Правда…
— А чем займетесь? Не жаль все бросать?
— Я же с Чукотки не уезжаю, — развел Матвеев руками. — Значит, и здесь еще буду. Возможно, и не раз… Тут вокруг поселения геологи как следует еще не работали. Ну, а если вы никуда не сбежите, обязательно встретимся. — Он улыбнулся. — А?
Она внимательно посмотрела на него.
— Честно говоря, — сказал Матвеев, — мне бы хотелось.