Спроси заклинателей духов
Шрифт:
Перетащили в поварню все вещи. Теперь растопить печь, раздеться и обсушиться. Скорее разоблачиться, пока не остыли.
Печь весело гудит, раскраснелась, мы жмемся к ней, греемся и сушимся. Решено пировать: жареный картофель. Консервы из НЗ! Кофе со сливками! Галеты и сухари! Сигареты!
Пусть льет, как при потопе, над нами не каплет!
Спать, спать…
Спальный мешок, несмотря на брезентовое покрытие и полиэтиленовую упаковку, все-таки кое-где подмок. В щель рядом с изголовьем дует, но если свернуться калачиком и залезть
Никто не кашляет. Жизнь прекрасна.
Нам еще повезло. Обычно в это время с 17 до 19 июля, три дня подряд, идет снег. Это в Анадырском районе и здесь, в Билибинском, на границе с западом Анадырского района, ежегодная история. Странное явление природы. А сейчас вместо снега дождь. Просто и понятно.
У меня с собой полевой дневник Б. Зонова, изданный в Иркутске в 1931 году. Называется «Описание бассейна реки Омолон». Когда утром мы заглянули в него, то обнаружили сведения о снеге в 1928 и в 1929 годах и тоже в промежутке от 17 до 20 июля.
Надо будет рассказать метеорологам. А вдруг где-то рядом истина? Ведь известно, дилетантам чаще везет на открытия, вдруг и мы, сами того не желая, сослужим науке службу?
— Только науки нам сейчас не хватает, — ворчит Володя.
Но ворчит он притворно. В душе у всех такое умиротворение, что невольно приходят на ум странные мысли о счастье. Спросить сейчас любого из троих, чего еще надо для полного счастья, никто ничего вразумительного не смог бы сообщить. Действительно, тепло, светло и комары не кусают.
Одна забота — что завтра будет с рекой? Неужели вспухнет от дождей? Полная вода нам ни к чему. Острые концы торчащих топляков (преимущественно лиственница) видны в малую воду, а сейчас будут скрыты, и, значит, возможность напороться на один из них возрастает с увеличением уровня воды.
Утром просыпаемся поздно — дает знать усталость вчерашнего дня. На улице все то же — моросит дождь, небо обложено, никакой видимости. Будем выжидать до полудня.
После обеда принимаем решение выходить. По нашим расчетам, через пять часов должна быть заимка старика рыбака. Ее прозевать мы никак не можем — она должна быть на высоком берегу и видна издали. Даже если мы за это время снова вымокнем — не беда, опыт у нас уже есть, не сахарные — не растаем.
По традиции надо что-нибудь оставить в избушке. Мы оставляем спички, полпачки сигарет и бутылку репудина. Репудин обматываем лейкопластырем и пишем на нем записку. Кому-то наш антикомарин пригодится.
Когда мы вышли на стремнину, неожиданно туман пополз вверх и наш ориентир гора Шовин-Бе стала видна как на ладони. Мы ахнули — гора от вершины и почти до подножия была в снегу. Значит, снег все-таки выпал и странное метеоявление повторилось и в этом году. Сегодня 20 июля — все в том же числовом промежутке.
Проклюнулось солнце, дождь прекратился, и стало холодно, как зимой. Мы натянули свитеры, рукавицы, шерстяные носки, но все равно было холодно.
Нет худа без добра: и пожар таежный погас, и комары пропали, и гребем с удвоенной энергией, значит, и идем быстрее.
Вот так мы досрочно встретили зиму, потом здесь же на реке через несколько дней проводили ее и снова оказались в начале осени и шли все дальше, продолжая со скоростью реки свой путь.
13
Этот поход имел продолжение — спустя три недели после его завершения мы вместе с Сергеем Бурасовским оказались в Восточно-Сибирском море, немного поштормовали и высадились на его берегу — в устье реки Кремянки. Это тоже куваевские места. Когда-то здесь было его «поле».
В устье реки у самого Ледовитого океана стоял домик чукотского охотника Василия Тумлука, старого приятеля Олега. В повести «Не споткнись о Полярный круг» Олег писал: «Тумлук — охотник. Два года назад я проходил под его руководством курс вождения собачьей упряжки и весенней тундровой охоты на гусей. Прошлое лето по просьбе Магаданского краеведческого музея мы вместе искали розовых чаек. Нам есть, что вспомнить…»
Первый раз я попал на эту реку в 1970 году в составе отряда из четырех человек, занимавшегося поисками полудрагоценных камней. Мы вышли к избушке в конце дня, преодолев по кочкастой тундре двадцать километров с грузом, очень устали и были голодны.
Над тундрой бесновался шквальный ветер, а на море свирепствовал ураган. Мы натаскали гору плавника, облили его бензином — благо бочек тут было выброшено морем в избытке, — подожгли, но ветер был такой силы, что огонь не мог подняться, а стелился по земле, был ниже травы.
Такой огонь не согревал. Спасла избушка.
Хозяина не было. Да и судя по обстановке, его не было с самой весны. Очевидно, ушел после охоты в Усть-Чаун до зимы.
Мы подмели пол, вычистили печь, нарвали травы и застелили ею пол в комнате и в коридоре.
В окне было два пулевых отверстия. Стреляли с улицы (видно, резвились браконьеры), а в комнате выломано несколько досок прямо из стены.
Утром на большом куске толя мы написали письмо-обращение ко всем, кто посетит дом, с просьбой беречь его, охранять, по возможности ремонтировать.
На столе в избушке я оставил книгу Олега Куваева «Птица капитана Росса» и записку Васе Тумлуку: «Вася, эту книгу написал геолог Куваев, тот самый, с которым вы ездили на упряжке здесь и на Айоне. В этой книге есть про тебя. Олег просил передать тебе привет. Спасибо за ночлег — в избушке мы все оставляем в порядке».
И мы пошли к нашей базе, на этот раз не по тундре, а петляя вместе с руслом реки. Мы все время работали в воде, было холодно, но обилие находок поразило нас и радовало, и мы готовы были работать дотемна. Тогда у нас родился пароль: «Дойдем без чаевки!»