Спрут
Шрифт:
Из трактира то и дело выходили молодые люди, в одиночку или группами, вытирая губы тыльной стороной ладони. Настроение у всех было радостно-приподнятое, как вокруг кабака в праздничный день.
Повозки катились по улицам Боннвиля, и на каждом углу в этот поток вливались все новые подкрепления. Свежие силы подходили и по Верхней дороге, я Кьен-Сабе и Гвадалахары, а в самом городе к процессии присоединились мексиканцы испанского происхождения: смуглые молодые люди, гарцующие на лошадях, темноглазые девушки и пожилые женщины и черно-красных с желтым шалях, португальцы в новеньких синих комбинезонах, курящие длинные
– Гляди,- сказал Пресли.- Вон едут Энникстер с Хилмой. Ему вернули его чалую кобылу.
Хозяин Кьен-Сабе в высоких шнурованных башмаках и в широкополой шляпе военного образца, с сигарой в зубах ехал верхом рядом с бричкой, в которой сидели Хилма и миссис Деррик; правил лошадьми Вакка. Хэррен и Пресли сняли шляпы и поклонились.
– Привет, Прес!
– закричал Энникстер через головы людей, привстав в стременах и маша рукой.- Здорово, а? Народу-то, народу! Слушай, когда охота
кончится и начнется пикник у костра, поехали к нам обедать. Я разыщу тебя и Хэррена. Привет, Хэррен, а где же Губернатор?
– Он не поехал!
– крикнул в ответ Хэррен, под напором толпы отставший от Энникстера.
– Остался со стариком Бродерсоном на ферме.
Длинная вереница повозок снова выехала на открытое место и рассыпалась по полям остермановского ранчо. Отовсюду, прямо по жнивью к месту сбора спешили всадники и самые разнообразные экипажи. Усадебный дом Остермана остался в стороне, к востоку, а полчища торопящихся гостей устремлялись туда, где на высоком месте развевался алый флаг. Вокруг него скопилось уже множество лошадей и повозок. Стали появляться распорядители. Хувен слез с телеги, приколол белую бляху к тулье шляпы и сел верхом на лошадь. Остерман в щегольском английском костюме для верховой езды галопом носился взад и вперед на своем лучшем чистокровном коне, перекидываясь с приглашенными шутками, подтрунивая над ними и поддразнивая их; большой рот растягивала приветливая улыбка.
– Останавливайтесь здесь!
– оглушительно орал он, скача мимо Пресли и Хэррена и лихо размахивая хлыстом. Все стали останавливаться, лошадей повернули мордами на восток. Затем начали строиться. Охваченные волнением, потные распорядители носились взад и вперед, приказывая одному продвинуться вперед, другому осадить - их задача была выстроить полукругом все это великое множество участников облавы, придать бесконечному строю форму полумесяца. Фланги, находившиеся под командой специальных людей, были слегка выдвинуты вперед. Отъехав на некоторое расстояние, Остерман занял свое место в самом центре полукруга; он был несказанно счастлив находиться на ииду у всех, рисовался и то и дело горячил своего коня.
– Ну, теперь, наверное, скоро начнут!
– воскликнула миссис Хувен, занявшая место мужа на передке гелеги.
– Никогда в жизни мне не было так жарко,- пробормотала Минна, обмахиваясь шляпкой.
Все, казалось, были в полной готовности. Изогнувшаяся по ровной поверхности жнивья линия всадников и повозок поражала своей длиной. На глаз здесь собралось тысяч пять. Никогда еще не было в этих ме-Стах такой грандиозной облавы. Однако сигнала все не было и не было; огромный полумесяц неподвижно застыл под палящими лучами солнца. Слышались голоса, мыражавшие шутливое недовольство:
– Да начинайте же кто-нибудь!
– Посадка окончена!
–
Другие развлекались тем, что поднимали ложную тревогу:
– Тронулись!
– Наконец-то!
– Поехали, поехали!
Кто-нибудь обязательно попадался на эту удочку. Какой-нибудь беспокойный старик или тугая на ухо старушка подбирали вожжи и пускали лошадь, пока их не останавливал первый же встречный распорядитель. Подобные проделки вызывали хохот ближайших соседей. Над тем, кто поверил обманщику, дружно смеялись, а сам шутник еще и издевался громко:
– Эй-эй, вертай назад!
– Экий простофиля!
– Ты куда расскакался, дед?!
– Хочешь один всех зайцев затравить?
Несколько таких весельчаков придумали себе хорошую забаву:
– А, знаете, чего мы ждем? Смехунчика.
– А это еще что такое?
– Как же можно травить зайцев без смехунчика?
– А что это такое - ваш смехунчик?
– Слыхал? Она не знает, что такое смехунчик! Без него начинать никак нельзя. Вон Пит поехал за ним.
– Да что ты, право, дурочку из меня строишь! Какой там еще смехунчик?
– А чего же мы тогда ждем?
– Ой, смотрите, смотрите!
– закричали разом несколько женщин, сидевших в крытой повозке.- Смотрите, там уже трогаются.
И правда, было похоже на то; во всяком случае, на противоположном конце полумесяца все пришло и движение. В воздух поднялось облако ныли.
– Они двинулись! Что же мы-то стоим?
– Нет, остановились. Ложная тревога.
– Вовсе нет! Мы-то чего не едем?
Но как только две или три повозки тронулись с места, стоявший неподалеку распорядитель сердито крикнул:
– Назад, назад!
– Так ведь там уже поехали?
– Назад! Слышали?
– А где же смехунчик?
– Назад! Кому сказано?
– Где смехунчик, спрашиваю.
– Слушайте, ведь мы же так все пропустим! Они уже поехали!
Перед строем галопом проскакал распорядитель этого фланга.
– А вы что же? Почему стоите?
– закричал он.
Раздался общий вздох облегчения. Потом все дружно загалдели:
– Ну, кажется, едем.
– Соблюдайте порядок!
– орал распорядитель.- Не вырывайтесь из строя!
Распорядители носились на взмыленных лошадях иа конца в конец, выравнивая линию облавщиков, крича и размахивая руками:
– Осади! Слышь, осади! Сомкнуть ряды! Вы что, хотите, чтобы зайцы между вами проскакивали?
Несмолкаемый, беспорядочный гул стоял в воздухе: скрип повозок, громыханье железных ободьев по cyxoц, комковатой земле, хруст стерни под копытами лошн дей, собачий лай, людской говор и смех.
Все это формирование из лошадей, повозок, фурго нов, двуколок, собак, пеших мужчин и подростков с дубинками в руках медленно продвигалось по полям, поднимая тучи белой пыли, стелившейся над окрестностями как пелена дыма. Безудержное веселье царило вокруг. Все были в прекрасном настроении, люди перекликались, хохотали, дурачились, подшучивали друг над другом. Гарнетт и Геттингс, оба верхом, очутились рядом. Они долго и серьезно обсуждали ожидавшееся нокышеиие цен на пшеницу, не принимая никакого участия в общем веселье, словно облава их не касалась. Дэбни, тоже верхом, ехал следом за ними, прислушиваясь к разговору, но не осмеливаясь вставить слово.