Спрут
Шрифт:
– Ну, начальник,- сказал он, с трудом переводи дыхание и бинтуя раненую ногу.- Взяли мы его наконец!
VI
В то лето Остерман первым начал убирать пшеницу и, закончив уборку, организовал облаву на зайцев. Такое развлечение, подобно балу по случаю завершения строительства энникстеровского амбара, было событием, принять участие в котором приглашались все фермеры, Облаву предполагалось начать в дальней западной части остермановской фермы, двинуться оттуда на юго-восток, захватить северную окраину Кьен-Сабе, где у Энникстера не была посеяна пшеница, и закончить среди холмов у истока Бродерсонова
Рано утром, в день облавы, когда Хэррен и Пресли седлали у конюшни лошадей, к ним подошел Фелпс и сказал:
– Вчера я был в городе и слышал, что Кристиен не отстает от Рагглса, требует, чтоб тот ввел его во владение ранчо Лос-Муэртос, а Дилани домогается того же в отношении Кьен-Сабе.
Это был тот самый Кристиен, агент по продаже земельных участков, двоюродный брат Бермана, один из главных участников драматических событий, разыгравшихся при поимке Дайка. Он выступил в качестве покупателя ранчо Лос-Муэртос сразу же после того, как железная дорога огласила новые цены на принадлежащие ей участки земли в окрестностях Боннвиля.
– Кристиен, конечно, утверждает,- продолжал Фелпс,- что, когда он покупал Лос-Муэртос, железная дорога гарантировала, что вступить во владение он может в любое время, никаких препятствий к тому не будет, вот он и решил получить ферму до того, как соберут урожай.
– Все это шито белыми нитками,- сказал Хэррен, взнуздывая лошадь,- так же, как и то, что Дилани купил главную усадьбу Кьен-Сабе. Та часть Кьен-Сабе, по
оценке самой железной дороги, стоит десять тысяч долларов, если не все пятнадцать, а Дилани не наберет денег и на хорошую лошадь. Эти люди даже не пыта
ются соблюдать приличий. Откуда у Кристиена взялись деньги на покупку Лос-Муэртос? Во всем Боннвиле не найдется человека, которому это было бы под силу.
Негодяи! Черт их побери! Как будто мы не видим, что Кристиен и Дилани - правая и левая рука Бермана. Но мы их отрубим,- свирепея вдруг, вскричал он,- пусть только сунутся сюда!
– Как же это так, Хэррен,- спросил Пресли, когда они вместе выехали со двора.- Неужели эта шайка может поступать как ей вздумается, несмотря на то, что постановление Верховного суда еще не обнародовано?
– Видишь, как они ставят вопрос,- буркнул Хэррен.- Утверждают, что дела, переданные в Верховный суд на пересмотр, не являются «прецедентными», как считали мы, и поскольку ни Энникстер, ни отец сами не подали на апелляцию - дела их считаются проигранными. Это самое настоящее мошенничество в худшем своем проявлении, но ничего они этим не добьются. Союз сейчас очень силен. Пока что они не посмеют нас тронуть. Пусть попробуют захватить хотя бы одну из окрестных ферм - мы против них мигом шестьсот винтовок выставим. Чтобы согнать любого из нас с нашей земли, потребуется целый полк солдат. Нет, брат, они знают, что на этот раз Союз шутки шутить не собирается.
На шоссе Пресли и Хэррен, ехавшие рысью, то и дело погоняли верховых, дрожки, линейки, а то и фургоны, ишгавшиеся в одном с ними направлении. Участвовать в облаве на зайцев собирались все фермеры из окрестностей Боннвиля - те самые люди, которые отплясывали на балу в новом амбаре Энникстера. Все они были нарядно одеты: девушки в кисейных платьях и соломенных шляпках, мужчины в легких плащах поверх черных костюмов, пожилые женщины в ситцевых платьях в цветочек или крупный горошек. Шляпки многие из них скоро поснимали - день был знойный - и, завернув в газеты, попрятали
Душное калифорнийское лето окутывало землю. Иссохшая земля на холмах порыжела и растрескалась. Опыленные солнцем трава и дикий овес хрустели под ногами, как осколки стекла. Дороги, изгороди, даже нижние ветви и листья деревьев были покрыты толстым слоем пыли. Солнце выжгло все краски, и только орошаемые участки ярко зеленели - оазисы среди огромной бурой пустыни.
Почти созревшая пшеница из бледно-желтой стала золотистой, а местами и светло-коричневой. Огромным ковром расстелилась она по земле. Насколько хватал глаз, не было видно ничего, кроме безбрежного моря пшеницы, колыхавшейся и шуршавшей сухими стеблями при редких порывах горячего юго-восточного ветра.
Итак, Хэррен и Пресли ехали по шоссе, а число верховых и экипажей все возрастало. Скоро они поравнялись с телегой, в которой вез свое семейство Хувен, сзади к ней была привязана оседланная лошадь. Невысокий немец в старом сюртуке с Магнусова плеча, в новой широкополой соломенной шляпе сидел на передке рядом с женой. Хильда и старшая дочь Минна примостились сзади на перекинутой от борта к борту доске, заменявшей скамейку. Пресли и Хэррен остановились поздороваться.
– Слюшайте!
– кричал Хувен, показывая старое, но бережно хранимое ружье.- Послюшайте, рати бога! Этот ружье очень корошо на зайцы. Когта он остановился и сел на задни лапки, я бах!
– готофф!
– Распорядители не позволят вам стрелять, Бисмарк,- сказал Пресли, не отводя глаз от Минны.
Хувен покатился со смеха.
– Хо-хо! Славная шутка! А если я тоже есть распорядитель?
– хохотал он, ударяя себя по колену.
Собственный ответ показался ему верхом остроумия. Весь день потом только и слышалось: «А мистер Прейсли, он говорит: «Распорядитель не позволяйт вам
стрелять, Бисмарк», а я ему: «А если я тоже есть распорядитель? »
Приятели поехали дальше. Образ Минны Хувен, удивительно хорошенькой в своем розовом полотняном, свежевыстиранном и отглаженном платьице и в купленной в боннвильском магазине соломенной шляпке на иссиня-черных волосах, запал в душу Пресли. Он так и видел ее бледное лицо, алые губки, зеленоватые глаза - настоящая красавица, за которой вечно волочились молодые люди. Ее сердечные дела были постоянной темой разговоров на ранчо Лос-Муэртос.
– Хоть бы дочка Хувена не вступила на путь порока,- сказал Пресли Хэррену.
– Ну, что ты!
– ответил тот.- Минна - девка хорошая, ничего такого за ней не водится. Выйдет замуж зa своего десятника,- ну того, занятого на канале,- и дело с концом.
– Кто же сомневается в ее порядочности!
– тотчас отозвался Пресли,- только слишком уж хороша она для бедной девушки и к тому же знает себе цену. Живи она в городе, запросто могла бы сбиться с пути истинного.
Возле заведения Карахера образовалась толчея. Лошади, верховые и упряжные, стояли под навесом или Пыли привязаны к изгороди у колоды с водой. Три арендатора-португальца с фермы Бродерсона и двое рабочих из боннвильского железнодорожного депо, успевшие сильно захмелеть, сидели на веранде.