Спрятанный дневник
Шрифт:
По обыкновению, у ворот мама остановилась. Мирт уже ждал, что, как всегда, она ему скажет: «Мирт, не утомляй отца расспросами. Лучше сам расскажи что-нибудь… что-нибудь весёлое…»
Но на сей раз Мирт ошибся.
Мама лишь молча посмотрела на него, и повлажневшие глаза её сверкнули, как листья после дождя. Потом убрала с его лба непослушный чуб и быстро прошла в ворота.
Мирт поспешил за ней.
Мама, как-то вдруг съёжившись и словно похудев, торопливо пересекла большой двор.
Всё
Мирт едва поспевал за мамой. На четвёртом этаже её остановила сестра. Она улыбалась, как фарфоровая статуэтка, изображающая богиню Утешения. Отца перевели в другую палату, и сестра проводила их туда.
Палата была маленькая, узкая и длинная, как коридор. В ней стояли четыре кровати. Одна была не занята.
В углу у окна Мирт увидел отца.
Мама кинулась к нему. Мирт, напуганный его видом, замялся в дверях.
Отец очень изменился. В прошлый раз он выглядел куда лучше, хотя был угнетён, мало говорил и за всё свидание ни разу не улыбнулся. Сейчас в лице его не было ни кровинки, глаза провалились, скулы выступили ещё резче, волосы совсем поседели. Но он улыбался и был в самом весёлом настроении. Отец поднял правую руку и поманил Мирта, как бы говоря: Сын мой, чего же ты ждёшь? Не узнал разве?»
Мирт долго не мог прийти в себя от удивления. Они с мамой сели у его постели.
Мама тоже улыбалась, светлые капельки в её глазах обернулись солнышком.
– Ну как ты?
– заговорила мама.- По-моему, тебе гораздо лучше… Как в прошлом году… Почему нас так долго не пускали к тебе?
Отец пожал плечами и спросил:
– Мирт, ты принёс фотографии?
– Конечно,- торопливо ответил Мирт, вытащил из внутреннего кармана конверт с фотографиями и стал вынимать по одной.
Отец сначала быстро посмотрел все, а потом начал внимательно разглядывать каждую в отдельности. Мама и Мирт молча следили за его взглядом.
– Сколько же раз ты фотографировал черешни!
– воскликнул отец, не отводя глаз от снимков.
– Ты же хотел посмотреть, как они цветут…
У отца задрожали руки, фотографии упали на одеяло. Мама собрала их.
После некоторого молчания отец спросил:
– Сам, говоришь, проявлял?
– Сам… В школьном кружке… Знаешь, мы в одном кабинете устроили фотолабораторию.
– А ты здорово набил руку.
– У нас хороший учитель…
Больной на соседней койке разразился громким кашлем. Все повернулись к нему.
– Позвать сестру?
– предложила мама.
– Не надо. Сейчас пройдёт,- сказал отец.
Больной и вправду вскоре успокоился и закрыл глаза.
– Может быть, поешь?
– мягко
– Спасибо, Ана, сейчас не хочется…
– Ты же любишь его.
Отец держал в руке сложенные в пачку фотографии.
– Когда я выпишусь,- сказал он Мирту,- мы поедем на несколько дней в Каринтию… В Поляну… Давно я не был на родине…
– Кристина в каждом письме зовёт… И как это я забыла письмо! Ведь нарочно положила на видное место…
– А мне Петер написал - пап, ты ведь его помнишь?
– чтоб я приезжал к ним на каникулы.
– Поедем. Втроём. Ты, мама и я… В конце мая я уже буду дома. В это время в Каринтии самая лучшая пора…
– Было бы только тепло, - озабоченно сказала мама.
– Будет тепло, будет… Солнце будет сиять вовсю…
Какая странная была у отца улыбка!
– Мирт, мы пойдём с тобой на шахту, где я скрывался во время войны, ещё до концлагеря…
– Да, ты всё только обещаешь,- укоризненно протянул Мирт.
– Просто ты был ещё мал… А теперь ты уже совсем взрослый, видишь, даже фотографировать научился.- Тут отец озорно улыбнулся.- Пришло время рассказать тебе всё…
– …про дневник, который ты вёл, а потом куда-то засунул,- перебил его Мирт.
– Не засунул, а спрятал, чтоб после войны найти… Но, видно, переусердствовал. Сколько потом ни искал, так и не смог отыскать…
– Должно быть, кто-нибудь случайно наткнулся на него и взял,- вмешалась в разговор мама.
– Нет-нет, это исключено, мой дневник ещё в тайнике, я совершенно уверен в этом,- торопливо говорил отец, немного приподнявшись.
Мама подложила ему под спину подушку.
Тайна отца захватила воображение Мирта. Он чувствовал, что не успокоится до тех пор, пока дневник не будет в его руках.
Отец никогда не раскрывался перед сыном до конца. Тайна отца отныне стала и его тайной.
– Я начал вести дневник в сорок первом году, в тот самый день, когда фашисты ступили на нашу землю… Ты не видел ужасов войны, и мои записки расскажут тебе о них…
– Иван, тебе нельзя столько говорить,-попыталась остановить его мама.- Смотри, ты уже весь вспотел…
Мама вынула носовой платок, чтоб стереть блестевшие у него на лбу прозрачные капельки пота, но отец сам провёл по лбу рукавом.
– Сначала я один искал дневник, потом мне помогал Травник, мой друг детства и боевой товарищ. И опять впустую… Но ведь где-то он должен быть… Не мог же он испариться. Возможно, я искал его не там, где надо. В лагере у меня ослабела память… Не думаю, чтоб после войны кто-нибудь спускался в шахты - там темно и душно, ведь тридцать лет прошло с тех пор, как последние вагонетки доставили наверх уголь…