Спрятанный дневник
Шрифт:
И ещё, знаешь, мне пришлось встать пораньше, чтоб написать письмо до школы. Не обижайся, что я не пришёл на похороны твоего отца. Ты просто представить себе не можешь, как я злился на себя, но как раз в тот день у меня была высоченная температура. Мне так хотелось окатить голову холодной водой, чтоб немножко остудить её, только вряд ли бы это помогло. Ничего не попишешь, И (ну конечно же, перед И не запятая, а точка. Исправить не могу– нет ластика!). Так вот и получилось, что я не пришёл на похороны, и мы с тобой не увиделись. Я ужасно расстроился, когда узнал, что у тебя умер отец. Честное слово, недаром все кругом твердят, что я стал словно полоумный. Когда вы приедете в Поляну, я буду твоим другом, если ты, конечно, не против. Если захочешь, могу остаться полоумным, а если тебе это
У меня нет настоящего друга. Все только смеются надо мной. Иногда мне обидно до слёз, иногда безразлично. Что и говорить, я ведь и в самом деле ужасно невезучий– думаю сделать хорошо, а получается плохо.
Хочешь, расскажу тебе один случай? В понедельник, а может, в воскресенье (совсем вылетело из головы!)… Ну и болван же я, конечно, в понедельник я ходил за молоком к Добрнику. Иду я обратно с полными бидонами (это чистое наказание-брать молоко ещё и для соседки, которая как раз накануне наплела маме, будто я отпил из её бидона, а потом долил туда воды, а я ни сном ни духом не виноват), как вдруг из-за дома Крпача с рёвом выскакивает девчонка. За ней гонится большая чёрная собака. Недолго думая я заорал как оглашенный и бросился ей наперерез. Собака мигом забыла про девчонку и помчалась прямо на меня. И тут случилось такое, о чём даже страшно вспомнить!.. Я стремительно повернулся и. в ту же минуту со всего маха грохнулся на землю… Ёлки-палки, молоко разлилось всё до капли! Я погиб… Собака сразу присмирела и принялась жадно лакать молоко. Л девчонка разревелась пуще прежнего. Из-за молока, конечно. Я тоже чуть не плакал, и только чёрный пёс довольно облизывался (я ему это попомню– негодяй был наверху блаженства!). Домой я вернулся без молока. Сам понимаешь, девчонка не могла налить мне другого. И чем всё кончилось, тоже можешь себе представить. Даже мама, моя хорошая, добрая мама, и та не поверила, что я нечаянно разлил молоко. «Ну и растяпа ты у меня,- повторяла она всё время.- Самый что ни на есть настоящий растяпа».
Думаешь, одна мама так говорит? Другие тоже твердят, что я день ото дня становлюсь всё большим растяпой и потому у меня всё из рук валится. И прозвище «Растяпа» пристало ко мне на веки вечные. Я не обижаюсь. И на тебя не обижусь, если ты тоже будешь меня так звать. Ведь, по правде говоря, я такой и есть.
Когда приедешь? Конечно, когда кончится учебный год. Учиться осталось ровно неделю. Оценки у меня неважные. Если заметишь, что в письме не хватает какой-нибудь запятой или точки, то немедленно сообщи, я вышлю заказным! Правда, колов не будет, потому что тогда мне пришлось бы искать другой дом. Отец так прямо и сказал, а мне ни к чему менять дом сейчас, когда каникулы на носу. Однако как ни крути, а в школе у меня всё идёт кувырком. Просто напасть какая-то! Учителя так и стараются спросить меня именно то, что я не выучил. Даже ночью нет мне покоя от этих уроков. Только на тебя надежда! Ты ведь друг мне, правда? Но если из-за этого не захочешь со мной водиться, то мне волей-неволей придётся учить всё подряд.
Может, письмо покажется тебе скучным и ты. не станешь читать его до конца. Так что на всякий случай прощаюсь с тобой сейчас.
Если же будешь читать дальше, то охотно расскажу тебе, что летом мы будем кататься на плотах по на-
шему Бобровому озеру, которое всякие там завистнику зовут Грязной лужей. Прошлым летом тут и впрямь была обыкновенная лужа, но весной мы перекрестили её в Бобровое озеро… Катаемся мы по нему на пиратском корабле. Ты просто не представляешь себе, как это здорово! Я уже четыре раза падал за борт. Три раза сушился на солнце, а в четвёртый было так пасмурно– ёлки-палки!– что из-за этих самых туч отец дал мне хорошую нахлобучку. Но с тобой ничего такого не случится, ты же не Петер Растяпа! Вот увидишь, мы соорудим плот, какой ещё никогда не ходил по Бобровому озеру, такой же роскошный, как эта клякса.
А
Может, ты дочитал до конца. Не сердись, что я так разболтался, ведь теперь я опоздаю в школу и учитель отчитает меня перед всем классом. Так вот я и живу. Хотел сделать тебе приятное. Обо мне не беспокойся, выкручусь как-нибудь. Было б гораздо хуже, если б я не писал тебе ничего нового. Хотя у вас горе и, может быть, тебе сейчас не до глупых писем Петера Растяпы.
Ещё раз до свидания.
Твой Петер Растяпа.
Сообщи, когда приедешь. Жду тебя.
Мирт поднял глаза, сложил письмо и сунул его в конверт. Никогда не признается он Петеру, что трижды прочёл его письмо. Куда больше, чем содержание, согревала его мысль о том, что кто-то хочет быть его товарищем, и этот «кто-то» жил в Поляне, куда он едет, чтоб разгадать тайну отца. Ему казалось, что отец жив, что он всё ещё в больнице и с нетерпением ждёт, когда Мирт найдёт его драгоценный дневник и они смогут вместе прочесть его.
Мама вышла из административного корпуса. Вся в чёрном, она на минуту остановилась на верхней ступеньке; за её спиной сверкала на солнце большая стеклянная дверь. Мирт встал.
– Ну, пойдём,- сказала она, подходя к нему.
Мирт понял, что сейчас их с мамой переполняют одни и те же чувства - они как бы прощались с чем-то большим, незабываемым. За ними невидимой тенью шёл отец.
– Как только начнутся каникулы, мы можем ехать,- сказала мама, когда они вышли на улицу.
– Ещё десять дней,- вслух подумал Мирт. И продолжил про себя: «Ещё десять дней, отец, и тогда я возьмусь за наше общее дело, как мы решили при последнем свидании…»
Глава пятая
В ПУТЬ
Когда нагруженный вещами грузовик выехал из города и покатил по широкому шоссе, Мирт почувствовал, что его тайный план уже начал осуществляться. Он и мама сидели в кабине рядом с шофёром. Молчали. Оба думали о Любляне - городе, где родился Мирт и где матери в своё время пришлось скрываться от фашистов. Мирт вспоминал, как к нему пришли прощаться «герои смерти» и «хозяева аллеи», все вместе, словно с незапамятных времён были закадычными друзьями. Полтора Мартина, прощаясь, рыл носком башмака землю, Улитка уронил украдкой крупную слезу. Были забыты все обиды. В памяти осталось одно хорошее, и даже великое испытание на железнодорожном мосту теперь казалось прекрасным, незабываемым событием.
Пошёл дождь. По ветровому стеклу бойко забегал «дворник». Так приятно было ехать на машине под дождём. Но мама встревожилась.
– Дождь,- вздохнула она.- Как бы мебель не попортило.
– Она же под брезентом,- успокоил её шофёр.
Когда въехали в Савиньскую долину, опять прояснилось. Солнце золотыми брызгами окропило молодые листья хмеля.
– Поди, уж надоело ехать?
– спросил шофёр.- В кабине не очень-то удобно.
– Нет, совсем неплохо,- возразила мама и улыбнулась. Мирт тоже был доволен, хотя он предпочёл бы быть уже в Поляне, в убежище отца. Он представлял себя знаменитым сыщиком, которому стоит только ступить в заброшенную шахту, как дневник тотчас же окажется в его руках.
Уже под вечер переехали у Дравограда деревянный мост и очутились в Межишской долине. В нетерпении Мирт до боли вытягивал шею, стараясь увидеть следующий поворот.
В Добриях дорога проходила мимо металлургического завода.
– Я здесь бываю почти каждый месяц,- сказал водитель.- Хорошие тут места, вам понравятся.
Машина подъезжала к Поляне. Впадина, бывшая некогда дном озера, расширилась, засверкали зелёные поля.
– К родственникам едете?
– поинтересовался шофёр.