Среди пуль

Проханов Александр Андреевич

Белосельцев встал, оставив в кресле свой автомат. Взбежал по лестнице туда, где на ящике сонно сидел Красный Генерал.

– Товарищ генерал, разрешите выйти навстречу!.. Я их знаю!.. Вел с ними переговоры по приказу Руцкого!.. Разрешите быть парламентером!..

– Пристрелят, как зайца…

– Прошлой ночью по приказу Руцкого я вел переговоры с командиром «Альфы»!.. Сейчас необходимо продолжить переговоры!..

Красный Генерал поднял на него тяжелые глаза. Секунду смотрел, подрагивая седеющими жесткими усами. Белосельцеву казалось, что Красный Генерал подбирает какое-то насмешливое обидное

слово, чтобы отослать его обратно на позицию. Но Красный Генерал устало сказал:

– Ступайте… Если что, мы прикроем…

Белосельцев спустился по лестнице. Прошел через холл. Вышел на воздух, чувствуя себя так, словно свалил с плеч огромный, наполненный дымом и кровью мешок.

Он сделал первые шаги, и на голову ему упал ровный, похожий на водопад шум. Посмотрел вверх – Дом горел, по белому фасаду из окон тянулись черные жирные языки, валила копоть, сыпали искры, сквозь дым вылетало грязное мутное пламя. Рев пожара бушевал в небе и вместе с пеплом опадал на набережную.

Белосельцев направился к двоим, стоящим поодаль на каменных плитах. Никто не стрелял. В спину ему смотрело умолкнувшее оружие защитников, а в грудь – крупнокалиберные пулеметы бэтээров. Он чувствовал лопатками и лбом нацеленное на него оружие.

Он прошел мимо лежащего отца Владимира. Священник прижался щекой к камням, борода его топорщилась и шевелилась от ветра, синие глаза были изумленно открыты, в виске краснело отверстие. Кровь омыла переносицу, пробежала по лицу красной струей, натекла на камни. Икона, зажатая в его кулаках, лежала изображением вниз. Казалось, весь мед из нее вытек. Оборотная сторона была грубая, из неровных, сколоченных досок.

Не задерживаясь у тела священника, он проследовал к парламентерам.

Узнал обоих, это были командир «Альфы», с которым виделись накануне в Министерстве обороны, и Антон – оба в сферических непробиваемых шлемах с приподнятыми прозрачными козырьками, в бронежилетах со множеством карманов и петель, из которых торчали магазины, ножи, фонари, сигнальные ракеты. Оба напоминали летчиков в стратосферных костюмах. Их автоматы лежали поодаль, отливали черными бликами.

– Здравия желаю! – козырнул Белосельцев, не протягивая руки. Командир ответил так же сдержанно:

– Здравия желаю!

– Я уполномочен штабом обороны Дома Советов провести переговоры, – сказал Белосельцев, чувствуя, как за ними наблюдает множество невидимых глаз и прицелов, спрятанных за броню, за развеянными занавесками и выбитыми стеклами.

– Как я вам сказал ночью, мы штурмовать не будем. – Командир выглядывал из своего шлема, как большой птенец из яйца. – Но мы требуем, чтобы вы сложили оружие. Мы вам гарантируем жизнь, гарантируем защиту от тех подонков, которые накачались и накурились и ждут приказа, чтобы начать резню. ОМОН получил приказ всех убивать на месте, в том числе депутатов. Мы не хотим крови, отказываемся штурмовать. Проводите меня к вашему руководству. Оно должно отдать приказ о сдаче оружия.

– В Доме много раненых, – сказал Белосельцев. – Много детей и женщин. Много больных и простуженных.

Он сказал и умолк, не зная, что делать дальше. Здесь, в солнечной пустоте, между сверкающей рекой, по которой медленно проплывала баржа, и горящим беломраморным домом, из которого истекали черные змеи

копоти, он вдруг испытал страшную усталость и тупость, равнодушие к происходящему. К убитому, лежащему рядом священнику, которого любил, еще недавно помогал ему в венчальном обряде, держал картонный, оклеенный фольгою венец. К невесте, смуглой, милой, напоминающей курсистку или сестру милосердия, которая лежит теперь с простреленным плечом в брезентовых липких носилках. К ее жениху, который пробежал с автоматом с повязанной красной ленточкой, угодил под танковый снаряд, превратился в копоть и дым. Он всех их любил, разумом понимал весь ужас случившегося, но его омертвевшее сердце не откликалось на эти несчастья, было равнодушно и глухо.

– Ступайте за мной, – сказал Белосельцев. – Отведу вас к Руцкому.

Он стал поворачиваться, заставляя свое тело совершать сложные разбалансированные движения, как робот, состоящий из множества сочленений. Пока он двигался, выстраивая свою траекторию из множества крохотных отрезков и дуг, раздался точечный звук, одинокий негромкий хлопок среди тишины без выстрелов и ровного гула пожарища. Стоящий рядом Антон стал падать, и цокающий удар его шлема о камень был откликом на одинокий выстрел незримого снайпера. Сраженный боец «Альфы» лежал на камнях, напоминая длинную зеленую гусеницу с округлой глянцевитой головой.

– Ложись! – крикнул Белосельцев, дергая с силой командира «Альфы», увлекая его на землю. – Снайпер!.. Я говорил!.. Угловой дом!.. Первое слуховое окно!.. У антенны!..

Его разбуженное, мгновенно разбухшее сердце колотилось в груди. Зрачки обрели звериную зоркость, отчетливо видели балюстраду дома, слуховое окно, стрелковую ячейку и в крохотной амбразуре искру металла, солнечный рефлекс на вороненом стволе винтовки.

– Уничтожьте снайпера! – крикнул он командиру. – Убей его, суку!

– Я – Первый! Цель на проспекте!.. Угловой дом!.. Крыша!.. Слуховое окно!.. У антенны снайпер!.. Повторяю… – Командир держал у губ крохотную черную рацию. Он подавал команду колонне боевых машин. Колонна, не двигаясь, едва заметным шевелением башен откликнулась на команду. – Уничтожить!.. Из всех стволов!..

Рявкнули, харкнули пушки боевых машин. Прочертили длинные, дрожащие трассы к далекому слуховому окну. Вырубили, вырезали его, сметя кусок крыши, подняв над домом синее облако взрыва. Из распоротой кровли, из кирпичного сора выпало, стало падать руками вниз вялое тело. И пока оно падало, как матерчатая кукла, Белосельцеву казалось, что он различает горбоносое лицо еврейского снайпера.

Из машин выбежали бойцы «Альфы». Они что-то говорили своему командиру, тот им приказывал. Подняли с камней убитого Антона, побежали, неся его на руках, к машинам.

– Идем, – сказал командир.

Мимо убитого священника они прошагали к подъезду Дома Советов.

Белосельцев вел командира «Альфы» по этажам осажденного Дома. Защитники на укрепленных позициях с усталыми недоверчивыми глазами, раненые в кровавых бинтах, уложенные на носилках, проходящие депутаты со стаканами холодной воды – все рассматривали военного в сферическом, будто марсианском, шлеме. Белосельцеву казалось, он ведет по этажам инопланетянина. Показывает ему страшную земную реальность.