Среди самцов

Уокер Фиона

— Нет, нет, не надо! — простонала она, закрывая лицо рукой.

Джимми недоуменно пожал плечами:

— С чего это вы так разволновались? Ведь это ореховая котлета. Всего-навсего.

«Для него — может быть», — подумала Одетта, с содроганием вспоминая, как ее кормил с вилочки Флориан и чем это закончилось. Но разве этому сильному и самоуверенному человеку о таком расскажешь? О том, к примеру, что в ее сознании пища, несчастье и душевная боль отныне ходят рука об руку, как неразлучные подруги.

Сьюки снова влезла в разговор: спросила,

кто, как и где собирается встречать рождественские праздники? Одетта была настолько погружена в свои печали, что совершенно забыла о приближающемся Рождестве. Но даже если бы она и вспомнила о празднике, то это ничего бы не изменило. Всю рождественскую неделю ей предстояло не покладая рук трудиться в «РО», что же до встречи рождественских праздников, то она собиралась провести ночь у себя дома, а днем отправиться к родителям. Вот, собственно, и все ее планы.

Джимми поднялся со стула и отправился на поиски туалета; его место за столом сразу же оккупировала Феба.

— Ну, Одетта, как тебе Джимми? Правда, он очаровашка? — вот был первый вопрос, который задала ей Феба.

— Какой такой Джимми? — подозрительно глядя на Фебу, осведомилась Сьюки.

— Как это — «какой Джимми»? — Феба повернулась к Сьюки, увидела на столе табличку с другим именем и удивилась: — А это здесь откуда? Саския специально посадила братьев Тернер рядом со своими злейшими врагами…

Сообразив, что она стала жертвой розыгрыша, Сьюки встала с места, промокнула губы салфеткой, швырнула ее на стол и направилась к выходу, демонстрируя всем своим видом, что она не находит в подобных шутках ничего смешного.

— Я что-нибудь не так сказала? — осведомилась Феба.

Одетта покачала головой. Она не понимала таких людей — похоже, они вечно дулись по пустякам.

— Дело в том, что на свадьбах Сьюки всегда одолевает хандра. — Ткнув пальцем в Гая, который просил у официантки принести еще вина, Феба заговорщицким шепотом произнесла: — А все из-за этого свинтуса. Никак не реагирует на ее бесконечные намеки о том, что ей хочется надеть подвенечное платье. Так что из всех сестер Ситтон Сьюки единственная осталась не замужем.

Одетта почувствовала жалость к бедняжке Сьюки. Вот где, оказывается, она оттачивала свои познания об этикете и хорошем тоне — на свадьбах у своих сестер!

— Ну так как тебе все-таки Джимми? — снова вернулась к разговору о симпатичном «африканце» Феба. — Он уже рассказал тебе о своем проекте загородного ресторана?

Одетта согласно кивнула. Что и говорить, о проекте она была наслышана. А вот о самом Джимми мало что могла сказать. Она не составила еще о нем определенного мнения.

— Кажется, мне пора уступить место его законному владельцу, — сказала Феба, заметив маячившую в дверях могучую фигуру Джимми Сильвиана. Потом, уже шепотом, она добавила: — Кстати, дорогая, хочу тебе напомнить, что своего спутника жизни мы чаще всего встречаем на свадебных торжествах…

21

— Вы такая неприступная,

холодная и одинокая. Прямо Снежная королева, — улыбаясь, сказал Джимми.

Неожиданно Одетта почувствовала вспышку острой неприязни к этому человеку.

— Да, я пришла одна! — воскликнула она. — Потому что мне так захотелось. Если хотите знать, я нахожусь с мужчиной, пока он мне интересен, а когда надоедает — без колебаний кладу отношениям конец. Отношения между людьми — это как вложение в деловые бумаги. Главное, изъять их из обращения, пока они окончательно не обесценились.

— Вот этого я как раз никогда не умел, — печально покачал головой Джимми. — Возможно, впрочем, мы говорим о совершенно разных вещах. — Он широко улыбнулся. Одетта заметила, что у него была чрезвычайно обаятельная улыбка.

«Зря стараетесь, мистер Сильвиан, — со злостью подумала она, — на меня такие улыбочки давно уже не действуют».

— Вы слишком долго жили в Африке, Джимми, — наставительно сказала Одетта. — За это время правила изменились. И в политике, и в любви. Любовь двадцать первого века — это прежде всего вопрос сиюминутной выгоды.

— Боже, что вы такое говорите! Неужели вы ни разу не влюблялись? — спросил Джимми, пристально глядя на нее. Он вовсе не пытался с ней заигрывать, как поначалу показалось Одетте. Теперь у нее не было на этот счет никаких сомнений.

— По-настоящему, да? Так, кажется, люди говорят? — произнесла она, чувствуя, что разговор и впрямь принимает несвойственную легкой светской болтовне глубину.

— А еще говорят: «Я буду любить тебя, пока смерть не разлучит нас». — Похоже, Джимми Сильвиан не относился к числу людей, с которыми можно было вести легкий бездумный треп.

— Пока смерть не разлучит нас, — повторила Одетта, думая о Калуме. Между прочим, она — что греха таить? — желала ему смерти. И не так уж редко. Конечно, куда проще было бы, чтобы он вообще никогда не рождался на свет и не мучил ее самим фактом своего существования. Но коль скоро он родился и жил, и отлично себя при этом чувствовал, для нее лучше всего было бы его схоронить. Одетта предпочла бы ходить к нему на могилку и, заливаясь слезами, класть цветы на его надгробие, нежели знать, что он живет, дышит, смеется и обнимается с другими женщинами, напрочь вычеркнув ее из своей жизни. Нет все-таки горшей муки, чем душевная боль отвергнутой женщины.

— Вот когда этот парень умрет, тогда и поговорим, — сказала она, мрачно посмотрев на Джимми.

— Неужели для того, чтобы убедиться в своей любви, вам нужно, чтобы ваш близкий человек умер? — спросил Джимми, понизив голос до шепота. Не хотел, чтобы его слышала Сьюки.

— Вы можете любить человека мучительно и сильно, даже, как говорится, насмерть, но из этого вовсе не следует, что он отплатит вам той же полноценной монетой, — пожала она плечами. — Так что любовь — это риск. И преогромный. Поэтому нет ничего удивительного в том, что люди, обеспечивая себе душевный покой, все реже соглашаются рисковать.