Среди самцов
Шрифт:
— Извините, но я никуда не пойду, — сухо сказала Одетта. — Во-первых, я на диете. А во-вторых, терпеть не могу мужчин-шовинистов. И поставим на этом точку.
— Что вы хотите этим сказать? — Джимми взирал на нее со все возрастающим недоумением.
— Я хочу сказать, чтобы ты проваливал, парень. — Одетта взяла со стола стаканы и направилась на кухню.
Джимми с минуту постоял, а потом двинулся к двери.
— Скажите мне вот что, — неожиданно произнес он, останавливаясь у двери и глядя на Одетту через плечо. — Почему мой носовой платок все еще лежит на тумбочке у вашей кровати?
Одетта
— Да кто вы, черт возьми, такой? Отелло? — крикнула она, появляясь в выгнутом аркой дверном проеме кухни. — Да, я пользовалась вашим платком. Нос вытирала. Если хотите, можете забрать его себе. Вместе с моими соплями!
— Мне кажется, он вам нужен гораздо больше, чем мне, — сказал Джимми с усмешкой. — Калум был сто раз прав, когда говорил, что вы истеричная, с сильной придурью корова. Прощайте!
Хлопнула дверь. Одетта вздрогнула и выронила стакан, который все еще сжимала в руке. Он упал на пол и с печальным звоном разлетелся на мелкие кусочки…
23
Всю следующую неделю Одетта пыталась спасти то, что еще можно было спасти. Ходила по коммерческим судам, конторам советников по экономическим вопросам, без конца совещалась с Биллом. Все эти люди в один голос рекомендовали ей попытаться любой ценой избежать банкротства, но конкретных советов, как это сделать, не давали. Калум по-прежнему от нее скрывался, и выследить его не было никакой возможности. Одетта хотела даже позвонить Джимми Сильвиану и спросить его, где находится Калум, но гордость не позволила ей этого сделать.
Но даже в круговерти всех этих событий Одетта не могла не обратить внимание на одно странное обстоятельство: каждый день у нее в кабинете появлялась белая роза. Цветок доставлял посыльный на мотоцикле, всякий раз вынимая его из похожего на детский гробик футляра. Одетта решила, что розы ей присылает Калум. По ее разумению, это был очередной элемент придуманной его извращенным воображением головоломки — и, как ей казалось, довольно зловещий.
Одетта как раз ставила в вазу пятую розу, когда зазвонил телефон.
— Привет, Одетта, это Ронни Прайэр, — сообщил жизнерадостный женский голос.
— Слушаю вас, мисс Прайэр, — сухо сказала Одетта. — Не припомню, чтобы мы с вами встречались.
— Я так и знала, что ты меня не вспомнишь, дорогуша. Давно это было, — продолжал вещать голос в трубке. — Мы тогда снимали рекламный ролик для фирмы «Мур», которая занималась производством кошачьей еды. Ты была у меня продюсером.
— Вот теперь я тебя вспомнила, Ронни. Как жизнь?
— Отлично. А у тебя?
— У меня тоже все хорошо. — Одетта не хотела входить в детали своего плачевного положения. — Насколько я знаю, сейчас ты работаешь в документальном кино. Видела как-то по ящику твою короткометражку. Блеск, да и только.
—
— Идея мне нравится, — сказала Одетта. — Но мой ресторан уже открылся и успел проработать несколько недель. Неужели ты не в курсе?
На противоположном конце провода установилось продолжительное молчание, потом Ронни заговорила снова, но теперь в ее голосе проскальзывали виноватые нотки:
— Извини, дорогая, я и вправду об этом не знала. Ездила на кинофестиваль в Дубай… Должно быть, меня неправильно информировали. Раз уж твой ресторан открылся, я на следующей неделе приеду к тебе с друзьями обедать. Как говоришь, называется твое заведение?..
Послания от друзей приходили по электронной почте все реже и реже. Между тем желание пообщаться с близкими людьми становилось все более острым. Решив наконец, что ее неприятности разрослись до таких размеров, что их просто необходимо вынести на суд дружески настроенной к ней общественности, она договорилась о встрече с Эльзой и Джун.
В субботу вечером Одетта, полная радостных предчувствий, взяла такси и поехала в ресторан, где они назначили встречу. Но стоило ей только усесться с Эльзой за столик — Джун собиралась присоединиться к ним позже, — как она поняла, что совершила ошибку. Эльза была полна мрачных предчувствий, связанных с беременностью, и, в промежутке между сплетнями, являвшимися, так сказать, общим фоном застольной беседы, только об этом и говорила.
— Ну, и зачем мы сюда приперлись? — спросила Эльза, оглядев скромный интерьер ресторана.
— Затем, что здесь дешево, — раздраженно буркнула Одетта.
— Обо мне можешь не беспокоиться. Хотя мы с Йеном переезжаем в новый дом, деньги у нас есть.
— А вот я свою квартиру продаю, — выдавила из себя Одетта.
— Не может быть! Неужели ты столько заработала на своем ресторане, что решила купить новые апартаменты?
Одетта рассказала подруге обо всех своих затруднениях, подчеркнув то обстоятельство, что Калум постоянно строит ей козни.
— Это моя вина, Эльза, — прошептала она под конец. — Я его разозлила. Отказалась сделать одну вещь, о которой он меня попросил.
— Что же он попросил тебя сделать, интересно знать? Предложил заняться с ним сексом?
— Не совсем, — едва слышно произнесла Одетта. Этот разговор давался ей с огромным трудом.
— Что значит «не совсем»? Давай рассказывай.
— Не могу, — покачала головой Одетта. — Ты уж меня извини, ладно?
Некоторое время они ели молча. Эльза не хотела давить на подругу. Знала, что если Одетта не хочет о чем-нибудь говорить, то ни за что не скажет — как ее ни уламывай. Кроме того, Эльза представляла себе в общих чертах, о чем именно попросил ее Калум. Но, по ее мнению, Калум не был таким дуралеем, чтобы разозлиться на женщину за отказ до такой степени, чтобы попытаться ее разорить. Причина была куда глубже и лежала в совершенно иной плоскости. Эльза решила сделать все, что было в ее силах, чтобы отвлечь Одетту от мрачных мыслей.