Среди самцов
Шрифт:
«Неужели ему и в самом деле вздумалось за мной приударить? — подумала Одетта. — Но если он делает это не с подачи Калума, а по собственной инициативе, то что, спрашивается, его на это подвигло? Неужели он не знает, что я разорена, и нацелился на мои деньги?»
— Я вот что хотела вам сказать: чтобы вы на мой счет не заблуждались, — жестко произнесла она, стремясь расставить все точки над «і». — Ни денег, ни акций у меня нет. А с этой квартиры меня сгонят на следующей неделе. Другими словами, я бедна, как церковная мышь, и в настоящий момент не могу позволить себе даже поездку на автобусе.
— Бедняжка, — пробормотал Джимми. —
— Я знаю, что вы думали, — перебила его Одетта. — Но должна вас разочаровать.
— Так вы решили, что мне нужны ваши деньги? — Удивлению Джимми не было, казалось, предела.
— А вы, значит, не такой? Странно. Обычно мужчин привлекают ко мне или мои сиськи, или мое мифическое богатство.
— Боже мой, Одетта! Подумайте только, о чем вы говорите? — Джимми бросился к ней с такой стремительностью, что она, поспешно отступая от него в глубь темной квартиры, едва не упала. Теперь он стоял около камина, и алое электрическое пламя освещало его красивые, мужественные черты. — Неужели вам трудно понять, что вы мне нравитесь, и в этом-то все и дело? Я лично думаю, что вы — восхитительная женщина. Красивая, умная, с перчиком — и к тому же удивительно мужественная.
— Вы и вправду так думаете? — спросила пораженная этими словами Одетта.
Он кивнул:
— Вы удивительная женщина, Одетта. Калум пытался убедить меня, что с вами трудно иметь дело, но тем самым он лишь еще больше распалил мое желание поближе с вами познакомиться. Я знаю, как круто обошлась с вами жизнь. Он говорил мне, что у вас не все в порядке с головой и что вы основательно подсели на кокаин. — Джимми оглядел ее пустую квартиру. — Теперь я сам вижу, что эта привычка разрушила вашу жизнь, но я не дам вам окончательно пасть, я положу этому конец. Обещаю.
Одетта стояла сбоку от камина, где тени были всего гуще. Джимми видел только ее бледное, похожее на гипсовую маску лицо и лихорадочно блестевшие глаза. Когда из соседней квартиры послышались громкие радостные вопли, знаменовавшие наступление Нового года, она даже не пошевельнулась.
— Так Калум сказала вам, что я сумасшедшая и наркоманка? — спросила она дрожащим голосом.
— Вам не надо оправдываться, — заявил Джимии. — Кто я такой, чтобы вас судить?
— А я и не собираюсь оправдываться. Потому что все это ложь, — ледяным голосом сказала Одетта. — Это не наркотики, это Калум Форрестер пытается разрушить мою психику и мою жизнь, хотя я не имею ни малейшего представления, зачем он это делает. Может быть, потому, что я в него влюбилась? Может быть, он считает, что я не вправе его любить, потому что не стою даже его мизинца?
— Так вы любите Калума Форрестера? — спросил Джимми упавшим голосом.
Одетта кивнула.
— Да, люблю. Он — мой единственный наркотик. К сожалению, я не смогла пройти тест, который он мне предложил, и теперь он никогда уже меня не полюбит. Более того, он меня ненавидит, поскольку считает жалким, бесхребетным существом.
— Наоборот. Калум хочет вам помочь. Он сам говорил мне, что ему больно смотреть, как вы изо дня в день себя убиваете. Боже, да если бы я знал, что у вас с ним романтические отношения, я бы и близко к вашей двери не подошел! Калум — человек странный, не спорю, но у него большое сердце. Поверьте мне: как бы он в отношении вас ни поступал, что бы ни делал, все это совершается исключительно ради вашего блага.
Одетта ничего на это
Однако Одетта не сделала ни того, ни другого. Вздернув подбородок, она подняла свой стакан и глухим, каким-то неживым голосом произнесла:
— А давайте-ка мы с вами напьемся.
— Мне казалось, вы говорили, что склонности к алкоголизму у вас нет, — произнес Джимми, продолжая с подозрением на нее поглядывать.
— Я не алкоголичка, это верно, — сказала Одетта, выступая из темноты и подходя к камину. — И не наркоманка. Но сегодня мне это просто необходимо. Конечно, более всего я хотела бы сейчас включить видео и пересмотреть один из своих любимых фильмов. Но коль скоро ни видео, ни телевизора у меня нет, я готова выслушать рассказ о вашей жизни и о том, как вы познакомились с Калумом. Так что хлебните еще виски для вдохновения — и приступайте. А я буду пить и слушать вас.
26
Джимми, опершись своей мощной спиной о стену, расположился на полу сбоку от камина. Подсесть к Одетте поближе он не отважился. Казалось, она была защищена от слишком навязчивого мужского внимания невидимым силовым полем, которое окружало ее подобно крепостной стене и заставляло собеседника держаться на дистанции.
Говорила Одетта мало — все больше на отвлеченные темы, и много пила. Похоже, она не заводила серьезного разговора, поскольку и в самом деле ждала от Джимми рассказа о его приключениях, как ребенок ждет от взрослого страшной сказки на ночь.
— Почему бы вам не вернуться в Африку? — вдруг спросила она. — Или вы не хотите туда ехать, потому что там умерла ваша девушка?
Джимми, не отрываясь, смотрел в огонь, и на его лице играли алые отсветы пламени.
— Не хотите о ней говорить — не надо, — смутилась Одетта.
— Нет, почему же? Я вовсе не против о ней поговорить, — тихо сказал Джимми и после небольшой паузы приступил к рассказу:
— Флоренс погибла в автомобильной катастрофе. Говорят, не мучилась, умерла сразу — но кто знает? Так что вы правы. Я не хочу возвращаться в Южную Африку по той причине, что там умерла Флоренс. Собственно, есть и другие причины… — Джимми на минуту задумался, подыскивая нужные слова. — Я бы сказал, довольно банальные. В заповеднике все так хорошо устроено, что мое присутствие там вроде бы и не требуется. Он и без меня отлично функционирует.
— Думаю, все-таки вы не хотите возвращаться туда именно из-за дурных воспоминаний, — произнесла Одетта, которой этот разговор начинал казаться все более любопытным. — А все остальное — предлог, не более того.
Джимми покачал головой:
— Наоборот. С заповедником у меня связано множество самых прекрасных воспоминаний. Там мы с Флорри встретились, полюбили друг друга и провели вместе несколько счастливых месяцев. Так что хороших воспоминаний у меня больше, чем дурных. Но я все равно не хочу туда возвращаться. Та часть моей жизни закончилась.