Срочно требуются седые человеческие волосы
Шрифт:
Грузовик остановился возле самолета. К нему подвозят специальный подъемник, пленного марсианина опутывают тросами и загружают в кабину самолета. За прозрачной маской из искусственного стекла пилоту улыбнулись спокойные глаза Гущина.
Кресло зафиксировали в нужном положении. Гущин опробовал рычаги. Дан старт, и самолет резко набрал высоту...
...Начальник Гущина, несколько крупных чинов ВВС и другие причастные к испытанию лица наблюдают за полетом из круглой застекленной комнаты, где находится
– Приготовиться!
– звучит команда.
– Внимание!
– Пошел!
И почти сразу:
– Отставить!
Ибо самолет, упустив какие-то мгновения, проскочил поле, и сейчас под ним лес. Новый заход.
– Приготовиться!
– Внимание!
– Пошел!
И опять ничего не происходит - самолет снова "потерял" поле.
– Пилот волнуется, - проворчал шеф.
– Пилот ли?...
– сказал кто-то скептически.
Шеф зверем глянул на говорившего...
...Кабина самолета.
– Возьми себя в руки, - говорит Гущин пилоту. Самолет выходит на поле.
– Приготовиться!
– подает команду пилот.
– Внимание!
– Пошел!
В тот же миг Гущин резким движением вышибает клинья, закрепляющие кресло, то есть "выстреливает" собой.
...Снизу видно, как над самолетом возникло темное тело, затем распалось надвое: это отделилось кресло, и начался "каскад" - заработала система из нескольких парашютов.
Ближе к земле парашютиста подхватил ветер и понес в сторону леса.
Из гаража выехала санитарная машина с зловещим красным крестом. В нее забрались санитары.
Умело действуя стропами, парашютист препятствует сносу в опасную зону и, наконец, вовсе осиливает ветер...
...Гущин приближается к земле. Он видел ее под собой: огромную, светлую, манящую, с лесами, реками, пашнями, дорогами, садами, крышами и широко распахнул руки, словно желая ее обнять...
...Через несколько минут Гущин доложил шефу: "Задание выполнено". Старый, грузный, мрачный и властный человек молча обнял Гущина
– Не стоит благодарности, шеф, - смеясь сказал тот.
– Я поступил как эгоист. Мне просто нужна была маленькая проверка.
...Почтовое отделение. Гущин протягивает в окошко телеграфный бланк.
Девушка-телеграфистка прочла, шевеля губами: "Требуются ли еще седые человеческие волосы?" Удивленно подозрительно посмотрела на Гущина, почему-то вздохнула и стала пересчитывать слова...
Гущин вышел из почтового отделения. В черной "Чайке" его поджидал шеф.
– Ну, теперь куда?
– ворчливо спросил он.
– Как поется в песне: "Куда глаза глядят", - весело отозвался Гущин.
– В "Арагви", - сказал шеф водителю.
...Утро. Спешат на работу люди. Со своим неизменным
Он подошел к окошечку, где выдают корреспонденцию до востребования.
– Гущин, - назвал он себя, протянув паспорт.
Он получил его назад вместе с телеграммой: "Да, да, да. Очень, очень срочно. Наташа"...
Домой Гущин вернулся очень поздно с каким-то свертком. Поймав удивленный взгляд жены, он сказал спокойно:
– Я уезжаю.
– Опять командировка?
– Ты не поняла меня. Я совсем уезжаю.
Она опустилась на стул, словно подогнулись ноги, нашарила в фартуке сигареты, жадно закурила.
– Как все это понять?
– Я уезжаю в Ленинград. Навсегда.
– Ну что я говорила!
– вскричала она с каким-то странным торжеством. Я сразу почуяла, откуда ветер дует.
– Да, ты очень проницательна, - бесстрастно сказал он.
– А зачем ты мне врал?
– это прозвучало по-детски.
Гущин усмехнулся.
Она вдруг сникла, погас стеклянный блеск глаз, - случившееся наконец-то дошло до ее сознания.
– Уезжай, - сказала она устало.
– Ты вправе это сделать... Когда ты едешь?
– Лечу. Завтра утром.
– А как же работа?
– спросила она, словно это имело значение.
– Все сделано. Мне пошли навстречу. Я буду тебе помогать, независимо...
– Не надо об этом, Сережа, я знаю.
Их разговор прервало появление вернувшейся из похода дочери. Она вошла в пластиковых брюках и в ковбойке с закатанными рукавами, загорелая до черноты, с облупившимся носом и обветренными щеками.
– Привет, дорогие предки!
– Женя, папа нас оставляет, - сказала Мария Васильевна.
В красивых глазах Жени вспыхнул доброжелательный интерес к отцу, наконец-то решившемуся на поступок.
– Давно пора!
– сказала она искренне.
– Ты оставь мне свой новый адрес, папа, я когда-нибудь загляну к тебе на огонек... На ванну никто не претендует?
– и Женя вышла из комнаты.
– Вот как все просто кончается, - вздохнула Мария Васильевна.
"Греки со смехом прощались со своим историческим прошлым", вспомнилось Гущину.
– Мне почему-то не смешно, - сказала Мария Васильевна.
– Но ты прав, прав!..
– и казалось, она уговаривает самую себя.
– Ну, да что это я? Надо собрать тебя, постирать...
– Этого еще нехватало!
– резко сказал Гущин.
– Но как же ты поедешь?
– Как Брюллов, - и в его усмешке была жестокость.
– Я что-то не понимаю...
– Когда Брюллов покидал николаевскую Россию, то скинул на границе всю одежду и голый перешел в новую жизнь.
– Ты не щадишь меня напоследок, а ведь лежачего не бьют.