Срок давности любви
Шрифт:
Однажды казак услышал, как пела Ферида. Гордей не понимал слов, но был полностью уверен, что песня черкесская. Не зря же он, в самом деле, обошел всю Кубань с обеих сторон. Так молодой человек догадался, что Ферида - черкешенка. А еще он понял, что влюбился. Он чувствовал, что не может с ней расстаться, что готов провести рядом с ней всю жизнь, даже если ради этого ему придется отказаться от всего: от родной земли, от свободы, от всего того, что было ему дорого. Об Акулине он даже не вспомнил. Не вспомнил ни разу с того дня, как увидел Фериду. Раньше казачка грезилась ему в сладких снах, а мысли о ней согревали его даже в темных и сырых каменоломных. Но со временем ее портрет постепенно стерся из его памяти, а на горизонте забрезжил рассвет новой любви.
Пока
Прочитав записку от возлюбленного, в которой был в подробностях изложен этот план, Айгуль даже заплакала от счастья. Ее ничуть не пугали бедность и потеря высокого положения. С Мустафой она была готова отправиться хоть на край света.
Если кто-то и был тогда счастливее Айгуль, так это Гордей. Его окрыляли мысли о том, что скоро он снова станет свободным и наконец вернется в Россию, да не один, а с Феридой. Только ради общения с возлюбленной Гордей под чутким руководством Порфирия выучил черкесский язык. Теперь он мог часами рассказывать девушке о своей любви, хотя она, наверное, поняла бы его даже без слов. Сердечко Фериды начинало бешено колотиться каждый раз, когда выразительные глаза казака вглядывались в ее очи, как будто заглядывая в самые сокровенные уголки ее души. Горячие признания и пылкие слова обжигали влюбленную девушку, но привитое ей с детства строгое горское воспитание не позволяло ей скинуть маску холодного равнодушия и признаться ему в своих чувствах.
– Ну почему же ты все время молчишь?
– в тысячный раз спросил ее Гордей в день перед побегом.
– Я же вижу, ты тоже любишь меня. Ну хотя бы скажи просто «да».
Однако из уст гордой дочери Кавказа, как всегда, не вырвалось ни одного слова, а ее отстраненный взгляд был устремлен в сторону, как будто она не видела и не слышала его.
– Милая, я готов на любой подвиг ради тебя! Хочешь, я увезу тебя далеко-далеко, в Россию? Я
– задыхаясь от переполнявших его чувств и волнения, Гордей придвинулся ближе к девушке и дрожащей рукой обнял ее.
– Не надо, - вздрогнув и против воли бросая взгляд на лицо парня, тихо прошептала Ферида и отстранилась от него.
– Ты не хочешь ехать со мной?
– Я хочу уехать, - отвечала черкешенка, - но не в Россию. Отвези меня домой, в Черкессию.
– Зачем в Черкессию?
– вопросительно выгнул соболиную бровь Гордей.
– А зачем ты возвращаешься в Россию?
– Это моя родина.
– Вот и Черкессия - моя родина. Я должна вернуться в отчий дом.
– Послушай, дорогая моя, любимая...
– Не надо, - снова прервала его Ферида.
– Что «не надо»?
– уже начиная выходить из себя от ее невозмутимости, раздраженно спросил казак.
– Говорить так не надо, - все так же спокойно пояснила девушка.
– Нет, надо! Надо, потому что я люблю тебя и готов кричать об этом на весь мир! Я могу вечность смотреть на тебя, говорить слова любви, обнимать...
– Не надо, - в третий раз повторила Ферида.
– Обнимать не надо. Смотреть можно, говорить можно, но немного.
– А трогать, значит, нельзя?
– Нельзя, - твердо сказала гордая черкешенка, снова отводя взгляд в сторону, как и приличествует истинной дочери адыгов (адыги - общее название племен Северного Кавказа, т.е. черкесы и кабардинцы вместе).
– Ферида, я ведь не как брат тебя люблю. Хотя, по-моему, даже брат может приобнять за плечи.
– Гордей, я... Я не могу любить тебя.
– Почему?
– Я - черкешенка. Для меня честь дороже жизни.
– А разве в нашей любви есть что-то низкое? Я же сказал, что собираюсь жениться на тебе.
– Мы не можем пожениться, - продолжала стоять на своем Ферида.
– Да почему?
– окончательно выйдя из себя, практически в полный голос выкрикнул Гордей так, что его даже услыхала Айгуль, прогуливающаяся по саду и как раз проходящая под раскрытым окном, у которого разговаривали влюбленные.
– Потому, что ты христианин, а я мусульманка.
Такое объяснение уж никак не могло бы само прийти в голову молодого человека. Ему почему-то ни разу не довелось задуматься о том, что они разного вероисповедания.
– Ферида... Но ведь... ведь мы все равно любим друг друга. Так может, не стоит придавать такое уж большое значение этому обряду. Это же, по сути, просто-напросто дань традициям и способ заткнуть глотки всяким сплетникам. Считай, что Господь Бог... или, там, Аллах уже соеднил нас на небесах.
– Нет, Гордей, - отрицательно покачала головой Ферида.
– Для тебя это, может быть, и простая дань традициям, а для меня это - долг.
– Хорошо...
– наконец сдался казак.
– Но ведь ты согласна просто уехать со мной?
– Я согласна, чтоб ты довез меня до моей родины, - уточнила черкешенка.
– Но если ты вернешься в отчий дом, то мы больше никогда не увидимся.
Ферида горестно вздохнула и кивнула. Она по-прежнему, отвернув лицо от возлюбленного, смотрела в окно, и молодой человек не увидел, что у нее в глазах стояли слезы. Несколько жемчужин, оставляя блестящие дорожки на ее смуглой коже, выкатились из-под ее длинных ресниц и спрятались под покровом хиджаба.