Срок давности любви
Шрифт:
Гордей говорил искренне, от сердца. Акулина чувствовала это и готова была расплакаться от счастья. Вот так возродилась их любовь, и была она еще сильнее и прекраснее, чем та, что связывала их в юности.
Эта ночь была, пожалуй, самой беспокойной в жизни Фериды. Девушка долго рыдала после ухода Гордея, а когда немного успокоилась, увидела, что рядом с ней сидел Порфирий.
– Ничего не объясняй, девочка, - ласково сказал ей старик, взяв за маленькую изящную ручку.
– Я все знаю.
– Порфирий... Что... что мне делать?
–
– Я не могу без него... Я умру без Гордея!
– Тихо-тихо... Не надо плакать. Ферида, красавица, ведь в твоих силах все изменить.
– Как?!
– Девочка моя, Гордей абсолютно прав. Тебе надо покреститься.
– Но как я могу поменять веру?
– А ты подумай...
– после минутного раздумья сказал Порфирий.
– Ведь твоя религия гласит, что судьба каждого уже предопределена. Значит, небесам угодна твоя любовь. Аллах сделал так, чтобы вы с Гордеем встретились и полюбили друг друга... Всех нас создал Бог единый. Просто мы называем Его по-разному и обращаемся к Нему каждый по-своему. Но дело же не в молитвах и религиозных обрядах. Главное, чтобы Бог жил в твоей душе и чтобы ты следовала Его заповедям. А разве христианские заповеди сильно отличаются от мусульманских? Ведь каждая религия проповедает добро и любовь.
Ферида слушала Порфирия, и ей казалось, что он прав. Наверно, это был самый сложный выбор в ее жизни, но он был сделан. Сделан во имя любви.
Еще до рассвета Порфирий и Ферида вдвоем направились в небольшую церквушку в окрестностях Малиновки и дождались там священника. Трудно сказать, чему тот удивился больше: столь раннему визиту или такой неожиданной просьбе. Порфирию удалось убедить святого отца, что черкешенку необходимо немедленно окрестить, и через полчаса девушка шла под руку со старым разбойником по казачьей станице, но она уже была не Феридой, а Екатериной.
Глава 7
Так, поутру все станичники узнали, что под мужской одеждой пряталась девушка, а Гордей - что Ферида отказалась от ислама ради того, чтобы провести всю жизнь рядом с ним. Парень был поражен не меньше, чем все остальные, но быстро сориентировался и отдал приказ разбойникам накрывать столы и тащить все вино, что смогут найти: свадьба у атамана! Устроенный после венчания пир горой удался на славу. Гости пели, пили, плясали, поднимали чарки за здоровье молодых. Отовсюду слышалось:
– Долгих лет вам прожить в мире и согласии. Чтоб вместе вам было сладко, в разлуке - горько. Горько!
– Детишек вам побольше! Казаков лихих да девок красных! С первенцем не затягивайте!.. Выпьем, братья-казаки, за здоровье молодых! Эх, винцо-винцо, уж больно оно горько! Горько!
– А где ж Акулина-то, краса наша писаная? Упустила такого молодца, как ж ей, наверно, сейчас горько... Горько!
В общем, пышную сыграли свадьбу. Все гуляли до утра. Только веселье жениха раз за весь праздник прервал Порфирий.
– Ты где был?
– строго спросил старый разбойник у уже захмелевшего после пятой чарки Гордея, отрывая его от раскрасневшейся невесты во время очередного «Горько!» и за шиворот вытаскивая из-за стола.
–
– мигом протрезвев от понимания, что имеет в виду друг, притворно удивился жених.
– Я спрашиваю, где ты, кобелина, всю ночь шлялся?
– Не твое дело, - огрызнулся молодой человек. На душе у него вдруг стало как-то мерзко. Ведь он ни разу не вспомнил об Акулине с той минуты, как узнал, что Ферида приняла христианство и согласилась стать его женой. А казачка, наверно, спряталась где-то, чтобы никто не видел ее слез, и целый день плакала. Атаман тут же принял решение, когда стемнеет, как-нибудь незаметно выскользнуть из гуляющей толпы и заскочить к Акулине перед брачной ночью.
– Что ж ты глаза потупил?
– продолжал распекать молодого старик.
– Да знаю я, где ты был. Только вот что я тебе скажу: нельзя жить одновременно с двумя женщинами. Одну придется бросить.
– Так кого бросить?
– Как «кого»?!
– почти в полный голос возмутился Порфирий так, что услыхавшие его станичные кумушки многозначительно переглянулись и, склонив седеющие головы ближе друг к другу, оживленно зашушукались.
– А кому ты не далее, чем два часа назад, клялся в любви и верности у алтаря?
– Но Акулине я тоже обещал, что не брошу ее.
– Значит, будь добр, разберись со всеми своими обещаниями. А Фериду не обижай. Она очень хорошая девочка и тебя, жеребца, любит.
– Акулина меня тоже любит... Ладно, мне уйти надо.
– К Акулине?
– Да, к ней. Я должен с ней поговорить. Порфирий, друг, прикрой меня.
– Не боись, водки много, - недобро сощурившись, иронически проговорил старый разбойник.
– Свадьба и без жениха обойдется. А Фериду я успокою: скажу, что по старой казачьей традиции жених в день свадьбы обязательно должен сходить налево, чтоб если уж не у жены, так у мужа было много детей.
– Да ну тебя, Порфирий!
– махнул рукой Гордей и полез через плетень со двора, где были расставлены столы.
– К ночи хоть вернешься?
– крикнул вдогонку атаману Порфирий.
– Или мне придется и супружеский долг за тебя исполнять?
– Да тьфу ты!
– досадливо сплюнул казак и помчался к Акулине.
Гордей нашел казачку у нее дома. Девушка забилась в угол за печкой и горько плакала. Она даже не услышала, как в горницу вошел ее возлюбленный.
– Акулина!
– воскликнул Гордей, бросаясь на колени рядом с девушкой и протягивая к ней руки.
– Зачем пришел? Посмотреть на мои слезы?
– рывком отстраняясь и метнув в него яростный взгляд, прошипела Акулина. Она едва сдерживала рыдания.
– Акулина, милая моя... Ну, что же ты... что же ты так убиваешься?
– растерянно бормотал атаман. Он впервые видел ее такой: безутешно рыдающей, с дрожащими губами и опущенными плечами. Куда же подевалась та гордая и неприступная нимфа, способная одним взглядом поразить мужчину в самое сердце? Он сломал ее, причинил такую боль, что оказалась не по силам даже этой отважной и сильной девушке.