Срок давности любви
Шрифт:
Ферида кивнула.
– Скажи, ты по-прежнему хочешь вернуться в Черкессию? Или, может, ты предпочтешь Россию?
Вот и настала минута первого сложного выбора, который предстояло сделать девушке. Черкессия или Россия? Отчий до или казачья станица? Долг или любовь? ... Выбор был сделан.
– Я поеду с тобой, - на русском отвечала Ферида. Она уже давно выучила русский, но предпочитала говорить с Гордеем на черкесском. Это был своеобразный барьер, разделяющий их. Теперь его не было. Они говорили
Гордей был на седьмом небе от счастья. Ферида сказала не «я не поеду в Черкессию» или «я поеду в Россию». Она сказала: «Я поеду с тобой». Она выбрала не Россию. Она выбрала его.
Правда, следующие слова черкешенки немного спустили его на землю:
– Но это не значит, что я отказалась от ислама. Гордей, мы по-прежнему не можем быть вместе как муж и жена. Но уехать я от тебя не могу. Поэтому давай все останется, как есть: я буду носить мужскую одежду, ты будешь называть меня Федей...
– Но ведь так не может продолжаться вечно.
– А я на вечность не загадываю. А пока будет так...
И вот наши герои уже возвращались в Малиновку, но не вдвоем, как уезжали, а втроем. Ферида настояла на том, что будет и дальше притворяться мальчиком. Ей казалось, что так Гордею будет проще смириться с тем, что они живут как брат с сестрой, и что так он будет меньше думать о ней, как о женщине. Что же касается молодого атамана разбойников, то ему предстояла непростая задача: встретиться с Акулиной и все ей объяснить. Сначала парень думал, как бы избежать этого разговора и что бы половчее соврать бывшей возлюбленной. Словно угадав его мысли, Порфирий каждый день по дороге из Турции в Малиновку протяжно и уныло напевал:
По Муромской дорожке
Стояли три сосны;
Прощался со мной милый
До будущей весны.
Он клялся и божился
Одну меня любить,
На дальней на сторонке
Меня не позабыть.
Он на коня садился,
Умчался вихрем вдаль,
Оставив в моем сердце
Тоску лишь да печаль.
Однажды мне приснился
Ужасный страшный сон,
Что милый мой женился -
Нарушил клятву он!
А я над сном смеялась
При ясном свете дня:
«Да разве может статься,
Чтоб мил забыл меня!»
Но все же сон мой сбылся,
И раннею весной
Мой милый возвратился
С красавицей-женой.
Я у ворот стояла,
Когда он проезжал.
Меня в толпе народа
Он взглядом отыскал.
Увидев мои слезы,
Глаза он опустил -
Изменщик
Что жизнь мою сгубил!
– Хорош, Порфирий!
– однажды не выдержал Гордей.
– Я понял, что ты хочешь мне сказать. Завтра мы приедем в Малиновку, и я поговорю с Акулиной. Не знаю, правда, что из этого выйдет, но деваться-то некуда. Постараюсь все объяснить ей, а там будь что будет!
Гордей сдержал свое слово: в первый же день приезда в станицу он направился к Акулине. Он нашел казачку дома, суетящейся у печи. Она совсем не изменилась: все так же красива, горда и уверена в себе. Увидев ее, Гордей вспомнил все хорошее, что было между ними, и даже на мгновение пожалел, что тогда, четыре года назад, расстался с ней.
– Гордей Ефремович!
– в своей обычной смешливой манере начала Акулина, как будто они виделись не далее, как вчера.
– Что же ты стоишь в дверях? Проходи, садись. Голодный?
Казак отрицательно мотнул головой и вошел в дом. Он сразу понял, что под ее обычной веселой маской скрывается тревога. Сердце любящей женщины не обманешь: только раз взглянув на него, казачка догадалась, что он хотел сказать ей.
– Акулина... Здравствуй, - не в силах смотреть в ее ясные небесно-голубые глаза, пробормотал себе под нос молодой человек и медленно опустился на старую лавку, на ту самую, где они сидели, обнявшись, и часами ворковали, как влюбленные голубки.
– Здравствуй, Гордей, - отвечала Акулина, не садясь рядом с ним и горделиво поднимая голову.
– Что ж ты так немногословен? Ну, расскажи мне, ясный сокол, где ты был, что видел и кого любил.
Казачка много раз представляла себе, как ее возлюбленный вернется и как она со слезами радости бросится к нему на шею. Он бы поведал ей о своих ратных подвигах и коварных, но побежденных врагах... Но нет, Гордей пришел совсем для другого. Они несколько минут молчали; потом он наконец заговорил, она молча слушала. Атаман честно рассказал ей все и с тревогой ждал, что она скажет в ответ. Его переполняли чувства: чувство сожаления об ушедших беззаботных днях с Акулиной, чувство стыда перед ней за преданную любовь, чувство вины... и чувство, что не закончилась пока их история. В каком-то уголке его сердца до сих пор жил ее светлый образ, рядом с ней он чувствовал теплоту и нежность. Несмотря на то, что Акулину раздирали горечь и обида, она чувствовала то же самое. Нет, не долюбили они еще друг друга.
– Гордей, - после тягостного для обоих молчания наконец сказала Акулина, - если ты счастлив с этой черкешенкой, то я рада... правда, рада за тебя. Рада, что ты нашел свое счастье. Ты не думай, что в чем-то передо мной виноват. Я зла на тебя не держу. Ты всегда желанный гость в моем доме... и Ферида тоже.
Девушка сказала это спокойно, невозмутимо глядя ему в глаза. Такой силы воли Гордей не предполагал в ней. Услышав признание в измене от любимого мужчины, не удариться в слезы, сохранить достоинство и, наконец, сказать такие слова... Так не каждая сможет. Парень взял ее за руку и, сглотнув подступивший к горлу комок, практически одними губами прошептал, но она услышала его слова: