Срок для Бешеного
Шрифт:
— Нет, надпись на дереве, прямо над могилой, — оставив без внимания насмешку, пояснила Варя.
— Та-а-ак! Значит, его похоронил третий, и никто другой… Да и сам вряд ли выжил: столько времени прошло, а нигде так и не объявлялся…
Варе показалось, что он на что-то намекает. От волнения перехватило дыхание.
— Черт, что-то сказать хотел, — задумчиво проговорил Семен Алексеевич. — А-а! Вспомнил! Тут информация одна пришла: освободилось много по амнистии — ты уж будь повнимательнее… Многие не явились к месту приписки… Может, кого-то в помощь прислать? Хотя
— Нет, спасибо! — несколько поспешно возразила Варя и, чтобы скрыть смущение, добавила с усмешкой: — Если что. Мишка выручит!
— О-о-о! Об этом псе легенды по Управлению ходят, а вот видеть его мне так и не приходилось. Ладно, как знаешь: тебе виднее! Счастливо, Варюха-горюха…
— Спасибо… До свидания, Семен-Алексеевич! Поставив радиотелефон на место. Варя быстро переоделась, накинула на плечи рюкзак с обычным набором для дороги, закинула карабин на плечо и вышла из дома.
— Мишка! Мишка! — громко позвала Варя, недоумевая, что пса не видно, но тот не откликнулся. — Верно, снова в тайгу убежал! — огорчилась она, затем зашла в коровник, подбросила корове сена, не забыла и об остальной живности: целый день ее не будет, затем встала на лыжи и отправилась на поиски Савелия…
ЖЕНЬШЕНЬ
Главный тайник Антона-браконьера Савелий отыскал достаточно быстро. Он оказался внутри огромного, в три обхвата, старого дуба. Время и всевозможные насекомые сделали свое черное дело, и внутри образовалось дупло, в котором могли спокойно разместиться три-четыре человека. Однако вход в него искать пришлось долго очень — уж искусно был замаскирован. Найти никак не удавалось, пока Савелий не догадался подцепить финкой кусок старой коры, неестественно и неизвестно на чем держащийся на стволе.
Под этим, куском коры и скрывалась небольшая дверца. Кроме съестных припасов, одежды, патронов, Савелий с удивлением обнаружил там около двух десятков двухлитровых банок, заполненных какой-то прозрачной жидкостью золотистого цвета, в которой плавали какие-то толстые корни. Закатанные металлическими крышками, они были аккуратно расставлены по ящикам.
Неужели на это намекал Федор? «Дороже золота!» — сказал он. Вероятно, пресловутый «корень жизни» — женьшень… Савелий скривил губы… Господи, как все нелепо, смешно и противно! Где-то есть мир, в котором люди работают, веселятся, любят, короче говоря, живут какой-то своей жизнью! А он, словно медведь-отшельник, бродит один по тайге и делает вид, что счастлив?
Чего, спрашивается, он добивается? Может, страшно наказание? Ну, девять… ну, за побег трешку дадут, итого — двенадцать… Год уже миновал… поработает нормально, а этого ему не занимать авторитет создаст, глядишь — досрочно сможет выйти… по половине, а шесть лет не двенадцать… Это все равно что шесть раз в плавание сходить. Шесть лет… Чего он хорохорится? Шесть лет!!! Не шесть недель, не шесть месяцев, а шесть лет! И о какой «половинке» он говорит? Строгий режим — раз, тяжелая статья — два! Так что париться тебе, землячок, до самого звонка! До звоночка! Вот такой расклад получается…
Савелию вдруг до смерти
«ГРУППА ЗАХВАТА»
А в это время недалеко от Каменистой поляны, покрытой ровным снежным покровом, где над могилой Федора, охраняя его последний приют, возвышалась мощная сосна, остановились пятеро тепло н добротно одетых мужчин на широких таежных лыжах. Четверо — в штатском, пятый — в форме капитана милиции: белый полушубок пересекали ремни портупеи, сбоку кобура с пистолетом. У всех за плечами были рюкзаки, у двоих штатских и карабины.
— Кажется, это и есть Каменистая поляна… — неуверенно произнес мужчина лет сорока. Его хмурое лицо пересекал рваный шрам: то ли от ножа, то ли от когтей хищного животного.
— Кажется, или она и есть? — недовольно спросил капитан и передразнил: — Да я… да я знаю тайгу, как свои пять пальцев! Развел блевотину: слушать тошно! — Он сплюнул.
— Я ее без снега хорошо знаю, а зимой только раз здесь бывал, — стал оправдываться мужчина со шрамом.
Он подошел к ровному полю и начал разбрасывать снег. Уткнувшись в булыжники, радостно закричал:
— Она! Она, эта чертова Каменистая поляна! Я же говорил…
— А то я начал думать, что этот стервец обманул, — ругнулся капитан, вытащив из кармана тряпичную карту, очень похожую на ту, что была у Савелия. — Куда же даль…
Но закончить ему не дал молодой парень, который отошел в сторону помочиться.
— Смотри, Фан! — прокричал он.
— Что? — встрепенулся капитан, выхватывая из кобуры пистолет.
— Да вот, читай! — Парень ткнул рукой в надпись на сосне. Все подошли ближе.
— Вот как, значит, — поморщился капитан, прочитав надпись на сосне. — И Угрюмый отпрыгал свое… — Он задумался на мгновение, потом добавил: — А может, сухарь? Для ментов налепил?
— Да нет, вряд ли… — протянул тот, что со шрамом. — Угрюмый на такие штучки не способен.
— Кто его знает…
Капитан немного помолчал, потом повернулся к мужчине со шрамом.
— Слушай, Меченый, ты говорил, что где-то здесь заимка есть?
— Ну… Егора заимка… егерь здесь был один… покойник сейчас. — Он презрительно сплюнул. — Я его хорошо знал, падлу! Попил кровушки… Сейчас, слышал, жена его там заправляет…
— А далеко до нее? — Капитан снова посмотрел в карту. — Ближе, чем до курка Браконьера, или дальше?
— По снегу-то за сутки добраться можно, а куда ближе… — Ему явно хотелось бы скорее очутиться в тепле, но и не хотелось получать нагоняй от строптивого капитана. — До курка, может, и ближе, но это когда знаешь точно… А так… Но нам же Бешеный нужен!
— Никуда он от нас не денется! Днем раньше… днем позже… Отогреемся, отдохнем малость и двинем со свежими силами: наверняка он в одром из курков отсиживается.