Сталин и Черчилль
Шрифт:
Черчилльс этим соглашается и спрашивает тов. Молотова, считает ли он целесообразным, если он, Черчилль, еще раз встретится со Сталиным.
Тов. Молотовотвечает, что это целиком зависит от решения самого Черчилля.
Черчилльговорит, что он хотел бы встретиться с тов. Сталиным сегодня вечером в 10 часов. В это же время английские и советские военные могли бы обсудить технические вопросы тех операций, о которых он говорил. В этом случае он, Черчилль, смог бы вылететь обратно в субботу вечером или в воскресенье утром.
Тов. Молотовобещает
Тов. Молотовспрашивает Черчилля, правильно ли мы делаем, что не пропускаем телеграммы иностранных корреспондентов о пребывании Черчилля в Москве.
Черчилльотвечает, что он хотел бы обсудить с тов. Молотовым вопрос о публичности его пребывания в Москве.
Тов. Молотовотвечает, что он примет активное участие в этом обсуждении, но подчинит свое решение желанию Черчилля.
Тов. Молотов говорит, что мы должны составить такое коммюнике, которое ободрило бы Красную Армию и союзников и было бы чувствительным для противника.
Черчилльсоглашается с этим и заявляет, что в коммюнике можно было бы указать, что он прибыл в Москву, а опубликовать коммюнике, например, когда он будет в Каире.
Тов. Молотовговорит, что этот вопрос можно будет обсудить.
Тов. Молотовспрашивает, удобно ли чувствует себя Черчилль на даче и не требуется ли его, тов. Молотова, вмешательство в дела на даче № 7.
Черчилльговорит, что он весьма удовлетворен своим пребыванием на даче.
После обеда 14 августа, который сопровождался многочисленными тостами, Сталин предложил Черчиллю посмотреть кинокартину «Разгром немцев под Москвой». Черчилль ответил, что хотел бы видеть этот фильм, но сегодня уже поздно. Сталин сказал, что в этом случае можно передать Черчиллю копию фильма при отъезде. Черчилль поблагодарил и добавил, что посмотрит эту картину у себя в Чекерсе.
Следующая встреча двух лидеров состоялась 15 августа. За день до этого Черчилль направил Сталину специаль ное послание («Памятную записку») в ответ на меморандум советского лидера по поводу второго фронта. В меморандуме Сталин констатировал, что отказ Великобритании открыть второй фронт в Европе в 1942 г., наносит большой ущерб Красной Армии и общему делу союзников. Черчилль в своем послании вновь изложил достоинства операции «Факел» и заявил, что ни Англия, ни США «не нарушили никакого обещания» в отношении Советского Союза. Он понимает, какую боль и разочарование привез в Москву, имея в виду невозможность для Англии и США открыть второй фронт в 1942 г. Однако именно поэтому он полагал, что «лучше ему самому приехать в СССР» и «достигнуть личного взаимопонимания со Сталиным». Он надеялся на то, что и Сталин «чувствует, что в этом отношении был достигнут успех». Смысл ответа Сталина сводился к тому, что он и Черчилль узнали и поняли друг друга, «и если между ними имеются разногласия, то это в порядке вещей, ибо между союзниками бывают разногласия». Он был склонен смотреть на дело «оптимистически».
Черчилль сообщил Сталину секретные сведения о переброске на Британские острова американских войск. К 9 апрелю 1943 г., как планировалось союзным командованием, их число должно было достигнуть 1 043 400 человек. Британский премьер сказал также, что положение с транспортом вскоре
Сталин спросил Черчилля, надеется ли тот, что операция «Факел» удастся. Черчилль ответил утвердительно. Советский лидер заявил, что, хотя эта операция не связана прямо с Россией, «косвенно ее значение очень велико потому, что успех операции — это удар по странам «оси»».
Черчилль поддержал тему и сказал, что одновременно с осуществлением операций в Северной Африке будут предприняты бомбардировки Сицилии и Италии. Это, в свою очередь, заставит немцев оттянуть свои силы для защиты территорий на Западе. Более того, «чтобы держать Гитлера в состоянии напряжения в ожидании нападения на пролив (Ла-Манш. — Ред.),в августе будет проведен серьезный рейд на Французское побережье. Этот рейд будет представлять собой разведку боем, в которой примут участие 8 тыс. человек и 50 танков…
В заключительной части беседы Черчилль напомнил Сталину, что предупреждал Советское правительство о предстоящем нападении Германии весной 1941 г., когда сообщил о переброске немецких танковых дивизий с Балкан в Польшу. На это советский лидер ответил, что «мы никогда в этом не сомневались», но, что он, Сталин, «хотел получить еще шесть месяцев для подготовки к этому нападению».
Британский премьер также сообщил, что недавно «германский посол в Токио просил японцев выступить против СССР», однако «Япония отказалась это выполнить». Сталин поблагодарил Черчилля за эту информацию.
В эти дни Черчилль и Рузвельт обменялись телеграммами о ходе переговоров в Москве.
… Я начал совещание со Сталиным в Кремле в 19 часов. Оно продолжалось около четырех часов. Присутствовали только Сталин, Молотов, Ворошилов, я, Гарриман и наш посол с переводчиком. Обстановка в первые два часа была мрачной и пасмурной. Я объяснял с помощью карт и аргументов, почему мы не осуществили операцию «Следж-хэммер». Он заявил, что не согласен с нашими доводами. Он приводил противоположные аргументы, и все были довольно угрюмы. В конце концов он сказал, что не согласен с нашей точкой зрения, но мы имеем право решать. Во время этой дискуссии я, конечно, разъяснил операцию «Раундап», и он отнесся к этому очень легко, поскольку это дело далекое и имеются большие трудности для высадки где-либо за пределами авиационного прикрытия. Однако данные о прибытии американцев в Соединенное Королевство и о наших собственных предполагаемых экспедиционных списках были изложены как солидные факты.
Затем мы перешли к вопросу о беспощадных бомбардировках Германии, и это вызвало общее удовлетворение. Г-н Сталин подчеркнул важность того, чтобы сломить моральный дух немецкого населения, а я пояснил, что это является одной из наших первостепенных военных задач. Он заявил, что придает весьма большое значение бомбардировкам и что, как ему известно, воздушные налеты имеют в Германии огромный эффект. После этой продолжительной дискуссии создалось впечатление, что все, что мы собирались делать, — это не «Следжхэммер», не «Раундап», а бомбежки Германии. Я высказал мысль, что самое лучшее — это сначала преодолеть наихудшее. Я не собирался приукрашивать обстановку и особо попросил о том, чтобы между друзьями и товарищами, находящимися в опасности, разговор велся в открытую. Однако вежливость и достоинство преобладали.