Сталин и заговор генералов
Шрифт:
Результаты политической борьбы 1923—1924 гг. были знаменательны и в том смысле, что до 1924 г. структура власти в СССР окончательно не определилась. Она находилась в процессе становления и стабилизации. Эта структура определялась не институтами власти, а личностями лидеров, «вождями». Если это был Ленин, то ведущей структурой революциошюй власти оказывался Совнарком, если это был Троцкий, то соответственно — Реввоенсовет Республики. Роль же того или иного «вождя» определялась до 1924 г. господствующим политическим курсом Мировой революции и «революционной войны». Пока стихия революции обеспечивала более или менее широкую социальную базу большевистской партии, лидирующая роль Ленина и Троцкого была вне конкуренции. Однако повышение удельного веса красной Армии, особенно в «революционной войне» против Польши, особенно в обнаружившейся очевидной недостаточности собственной энергии Мировой
Нельзя не обратить внимание в контексте вышеотмеченного и на парадоксальное своеобразие последнего этапа Мировой революции в 1923—1924 гг. В это время для «раздувания пожара Мировой революции» в Европе ее лидеры самоубийственно стремятся найти опору в остатках белых армий, завлекая наиболее активную их офицерскую часть определенными, хотя и весьма туманными «бонапартистскими перспективами» Тухачевского. В этой ситуации Тухачевский оказывался даже в большей мере лидером белой, нежели красной части «революционных генералов». Да и сама «социальная революция» в форме «революционной войны» начала обнаруживать едва заметные, но вполне определенные признаки «национал-социалистической».
Итак, информация о «военном заговоре» в Красной Армии в 1923—1924 гг. (по мнению весьма серьезных наблюдателей из русского военного зарубежья, вполне достоверная) обнаруживает разнообразные, чаще косвенные подтверждения объективного характера.
В обстановке острого кризиса власти, конъюнктура которого оказалась обусловленной совпадением во времени сохранявшейся социально-экономической и социокультурной напряженностью в стране; политической и последовавшей за ней физической смертью Ленина; «германским Октябрем», чреватым новой войной; болезнью и заметной политической растерянностью Троцкого; отсутствием безусловного и неоспоримого «наследника Ленина» в партийно-политической элите — все эти органично проросшие друг в друга обстоятельства, начиная с весны 1923 и до весны 1924 г., несомненно, повысили удельный вес советской военной элиты в обстановке «политической прострации», охватившей страну.
Советская военная элита, дотоле ограниченная партийно-политическим надзором даже в руководстве сугубо армейскими делами, неожиданно получила шанс стать своего рода арбитром в решении политических споров как внутри страны, так и за ее пределами. Ее лидер Тухачевский оказался перед вполне реальной перспективой сыграть решающую роль в определении политического будущего Советской России и СССР. Начавшаяся еще с весны 1923 г., с «дела Варфоломеева», «чистка» военной элиты лишь красноречиво свидетельствовала о тревожных опасениях партийно-государственной власти, рожденных все более явной непокорностью военной элиты, воплощенной в поведении ее лидера Тухачевского, в распоряжении которого оказались самые лучшие в Красной Армии и преданные ему «большие батальоны».
Несмотря на противоречивость и смутность политической ситуации, в которой оказался Тухачевский, подготавливаемый им «аититроцкистский» военио-политический переворот состоялся. Однако низвержение почти независимого и честолюбивого военно-политического «вождя» Троцкого другой политической фигурой, но вполне партийно-управляемой, Фрунзе, не смогло гарантировать «красным маршалам» роль независимого субъекта политического действия. Это обстоятельство в значительной мере способствовало продолжению и расширению «чистки» и «обновлению» военной элиты, ее растущему подчинению элите партий] ю-политической.
Можно считать, что независимо от последующих военно-политических процессов «падение Тухачевского» состоялось именно в 1924—1925 гг. Сохраняя внешне свое лидирующее положение в военной элите и Красной Армии, он, по существу, начиная с весны 1924 г., постепенно терял свое реальное влияние на военно-политическую ситуацию. В его лице это влияние теряла советская военная элита, сложившаяся по итогам Гражданской войны. Несостоявшийся «рецидив» революционный войны в связи с «германским
Новая структурная основа военной власти, обозначившаяся весной 1924 г., персонифицировалась в Троцком (Председатель РВС СССР и парком) и Фрунзе (заместитель Председателя РВС СССР и наркома), обнаруживала отказ, хотя бы временный, от «революционной войны» и от «фронтовых» настроений. В свое время К.Маркс, стремясь понять социально-политическую сущность деятельности Нцполеона, писал, что «он завершил терроризм, поставив на место перманентной революции перманентную войну». В сложившейся ситуации в Советской России — СССР, кажется, начиналось движение в противоположном направлении: отказ от «перманентной революционной войны» при далеко не исчерпанном революционном социальном потенциале неизбежно вел к «перманентной революции» внутри страны и к возобновлению «терроризма». Наполеон избавил Францию от революционного террора, перенеся его на соседние страны и народы в форме «наполеоновских войн». Отказ революционной России от собственной перспективы «наполеоновских войн» возвращал или оставлял революционный террор внутри страны. В этом, как мне представляется, «знаковый» смысл ликвидации Западного фронта, «падения» Тухачевского и начала масштабной ротации советской военной элиты.
В поисках причин очевидной, хотя и «молчаливой» конфронтации между высшим партийно-политическим руководством и Тухачевским, обозначившейся в марте 1924 г., следует обратить внимание не на замену Э.Склянского на М.Фрунзе, а на намеченный политическим руководством указанный выше «государственный переворот». Он должен был найти свое содержательное выражение в намечаемой радикальной реформе РККА.
В ходе проведения военной реформы высшим политическим руководством предусматривалось решение главной задачи: сократить численность Красной Армии, превратив ее в боеспособную и дешевую. Задача, несомненно, очень трудная. Уже к середине 1924 г. обозначилось несколько составляющих эту задачу: вопрос о территориально-милиционных формированиях; вопрос о введении единоначалия; вопрос о Штабе Красной Армии; вопрос о численности армии; вопрос об организации стрелковых частей; вопрос о стратегической доктрине РККА, который предполагал решение вопроса военно-политического курса СССР. Трудно было найти в Красной Армии крупных военачальников, которые были бы против сокращения ее для мирного времени с одновременным улучшением качества, повышения ее боеспособности. Всем было ясно, что в еще не оправившейся от разрухи стране следует изыскивать возможности более рационального использования военного бюджета. Сам же он, конечно же, должен быть сокращен из-за общей скудости бюджетных средств и бедности страны. Взгляды М.Тухачевского на то, какой должна быть Красная Армия, были давно известны военной общественности и руководству РККА.
Он еще в 1921 г. утверждал, что Красная Армия должна быть постоянной, высокопрофессиональной и в мирное время — небольшой. По мнению Тухачевского, эту армию целесообразно комплектовать «классово-однородным» контингентом, всецело преданным делу социализма. В России с преобладающим крестьянским населением армия, укомплектованная крестьянством, политически неблагонадежна. Это и был один из аргументов в пользу небольшой хорошо вооруженной профессиональной армии. Такая армия в случае наступательной «революционной войны» может быть быстро увеличена за счет представителей так называемых «родственных классов» страны, куда вторглись «революционные войска».
Тухачевский был категорическим противником «милиционной армии», пропагандистом введения которой в 1921 г. являлся Троцкий. «Мне пришлось слышать, как ярые проповедники милиционной системы очень уверенно считают себя сторонниками вооруженного могущества РСФСР, — писал Тухачевский в январе 1921 г. — ...Вся беда в том, что эта система повлечет за собой «коммунистическое пораженчество». Провести у нас милиционную систему — это значит распять Советскую Республику»1. Отрицательное отношение к «милиционной системе» сохранилось у Тухачевского и к 1926 г. В завуалированной форме он выражает свое критическое отношение к проведенной реформе РККА с переводом ее на смешанную, кадрово-милиционно-территориальную систему. «Территориальная систейа имеет отношение к всеобщему военному обучению, — писал Тухачевский в январе 1926 г., вскоре после смерти Фрунзе и своего вступления в должность начальника Штаба РККА. — Однако, применяя методы казарменного и внеказарменного воспитания, можно