Сталин и заговор генералов
Шрифт:
Съезд открылся 13 марта во второй половине дня. Отношение к нему, совершенно очевидно, не отличалось «политической теплотой». Эта непривычная настороженность ощущается даже при чтении стенограммы съезда. В этот день было одно, вечернее заседание, на котором выступил и Тухачевский. Делегатами съезда Тухачевский был принят, судя по их реакции, отраженной в стенограмме, весьма прохладно. Это было заметно, учитывая популярность, которой, согласно различным свидетельствам, он пользовался, особенно на территории дислокации войск Западного фронта1. Хотя Тухачевский, согласно принятому «советскому» ритуалу и порядку, был избран в президиум съезда, слово ему было предоставлено лишь 7-м в «очереди» выступающих11. В этом вопросе важно обратить внимание на то, что 1-м выступавшим был, что вполне логично, М.Калинин; 2-м — Ф.Кон; 3-м — секретарь временного Белорусского
вполне мог рассчитывать на 2-е, по крайней мере на 5-е место в списке выступавших. Во всяком случае, он был более значащей в политическом отношении фигурой, чем руководитель белорусских профсоюзов Ходош или комсомольский вожак Орехова.
Как уже отмечалось выше, реакция съезда на его выступление была неадекватна военно-политической значимости его фигуры. Вряд ли это может свидетельствовать о его «проправительственной репутации» в то время. Тухачевского опасались. Напомню и тот факт, что Фрунзе, приступив к исполнению обязанностей заместителя Председателя РВС СССР, сохранял командование Украинским военным округом. И в этом тоже прослеживаются «опасения», «настороженность». Можно полагать, что отъезд Тухачевского из Москвы перед «сменой власти» в армии, его поездка в Минск, в 7-ю кавалерийскую дивизию Г.Гая, возможно, воспринимались политическим руководством в Москве как «демонстрация угрозы».
Трудно проследить по съездовским документам участие Тухачевского в работе съезда в последующие дни: Во всяком случае, он больше не выступал. На следующий дещ>, 14 марта, на утреннем заседании с приветствием выступил командир 7-й кавалерийской дивизии Г.Гай, а на вечернем заседании 14 марта выступил командир 5-го стрелкового корпуса П.Дыбенко. В своем выступлении он сослался на предшествующую речь М.Тухачевского1. Больше участие Тухачевского в работе съезда ничем внешним обозначено не было.
Именно в эти дни, едва вернувшись из Парижа, А. фон Лампе 16 марта записал в дневнике весьма важную и тревожную для него новость: «Сразу поразило меня сообщение В.В.Ко-лоссовского, бывшего у Веры, что в Совдепии раскрыта организация Тухачевского, что он сам и многие из участников заговора арестованы941 942 943 — и все пропало! Это меня очень угнетает, так как на них я возлагал большие надежды»'1. 8 апреля он получил подтверждение этому удручающему и печальному для него известию. «Абеле1 звонил мне, — записал генерал в своем дневнике, — ...Тухачевский и Буденный вызваны в Москву и отправлены в Реввоенсовет, то есть кончены. Бывший генерал Лебедев сменен на посту всероссийского начальника штаба бывшим студентом Фрунзе, который сейчас вынес свою кандидатуру на советского Наполеона!»944 945 В «справке», составленной им по этому поводу, на следующий день отправленной в Париж, генерал подвел итог событиям, связанным с «организацией и заговором Тухачевского». «По заслуживающим доверия сведениям, — сообщал А. фон Лампе в Париж, — Тухачевского правительству, наконец, удалось заполучить в Москву, где он смещен со своей должности командующего Западным фронтом в Смоленске и назначен на более наблюдаемое властью место в Реввоенсовете. Туда же смещен и Буденный»946. Учитывая время прохождения информации из СССР в Берлин, «арест Тухачевского» должен был произойти 14—15 марта 1924 г.
Косвенными подтверждениями указанных событий можно считать кадровые перестановки в руководстве полпредства ОГПУ по Западному краю. Был смещен со своей должности полномочного представителя ОГПУ по Западному краю И.Апетер. Примечательно, что именно 14 марта 1924 г. на должность помощника начальника особого отдела Западного фронта (помощника полномочного представителя ОГПУ по Западному краю)947 и одновременно (по совместительству) на должность заместителя начальника Смоленского
И Я.Зирнис (1894—1939), и Ф.Медведь (1889—1937) были давними работниками особого отдела Западного фронта, еще с 1919 г. Зирнис, в частности, в 1920—-1922 гг. находился в руководстве или руководящем звене особых отделов 15-й, 16-й армий и 27-й стрелковой дивизии. До 14 марта 1922 г. Зирнис являлся заместителем начальника Витебского губернского отдела ГПУ и начальником секретно-оперативной части. Новое назначение с повышением по должности и объединением в руках Зир-ниса должностных прав помощника начальника особого отдела Западного фронта, заместителя начальника Смоленского губернского отдала ГПУ и начальника секретно-оперативной части этого отдела и сохранением должностных прав начальника Витебского губернского отдела ГПУ именно 14 марта 1924 г. вряд ли можно считать случайным. Скорее, это была мера «чрезвычайная» в соответствии с «чрезвычайностью» ситуации.
Таким образом, Зирнис контролировал действия ГПУ как по всему Западному фронту, так и непосредственно в Смоленске, где находился штаб фронта. Такого рода назначение и такого рода сотрудника ОГПУ вполне соответствовало поставленной «чрезвычайной» задаче: арестовать командующего Западным фронтом Тухачевского, его ближайших сотрудников и единомышленников, не допустив «волнений» в войсках.
Есть еще одно косвенное свидетельство. Согласно штабным документам Западного фронта, Тухачевский отправлялся в Минск на срок с 10 до 17 марта, т.е. до конца работы съезда. Однако возвращение Тухачевского в Смоленск 17 марта, как это значилось в командировочных предписаниях, в штабных до-кумеитах фронта не нашло отражения. Его появление в Смоленске вновь отмечено в штабных приказах лишь 27 марта в связи с отъездом в Москву1. Не исключено, что вплоть до 27 (или даже до 31.) марта Тухачевский вместе со своими «адъютантами» находился под арестом. Вывезенный 25—26 марта из Минска в Смоленск, он был отправлен в Москву 27—31 марта. Как записал в дневнике и сообщал в своей «справке» от 9 апреля 1924 г. А. фон Лампе, «Тухачевского правительству, наконец, удалось заполучить в Москву», «Тухачевский отправлен в Реввоенсовет, то есть кончен». Официально с должности командующего фронтом Тухачевский был смещен 26 марта 1924 г.949 950.
Следует иметь в виду еще одно обстоятельство. Приказ о назначении Тухачевского на новую должность помощника начальника Штаба РККА был подписан 1 апреля 1924 г., т.е. спустя почти неделю после его официального смещения с должности командующего фронтом. Оно не было обусловлено переводом на другую должность, но являлось именно отстранением без назначения, т.е. чрезвычайной мерой. Лишь спустя две недели, 8 апреля 1924 г., наконец официально был назначен новый командующий уже не фронтом, а Западным военным округом — А.Корк951. Фронтовое командование было упразднено. Это была отставка, а не перевод Тухачевского на новую должность.
Еще одним признаком «опалы» и «наказания» Тухачевского может служить полученная им 1 апреля 1924 г. новая Должность помощника начальника Штаба РККА. В соответствии со старой структурой руководства Штаба РККА у его начальника было два помощника: 1-й — по оперативному планированию, 2-й — по организационно-административным вопросам. Должность 1-го помощника начальника Штаба РККА занимал с февраля 1921 г. Б.Шапошников, 2-го — Е.Гарф. 1 апреля 1924 г. Шапошников по-прежнему оставался в своей должности. Вакантной оставалась должность 2-го помощника. На нее-то и назначили Тухачевского, хотя официально деления на 1 -го и 2-го помощников теперь не было. Все это означало, что, во-первых,
Тухачевский получал должность, по существу, вдвое ниже той, которую занимал. Во-вторых, ему были поручены функции, ему совершенно не свойственные, — административно-штабные. В-третьих, он был полностью оторван от войск, от привычной ему командной работы. Таким образом, это назначение являлось одной из форм «почетной отставки». На такой поворот своей служебной карьеры Тухачевский вряд ли мог согласиться по доброй воле. Совершить его власти могли, только используя арест и предъявление Тухачевскому каких-то политически компрометирующих его «доказательств». Последние должны были парализовать его волю к сопротивлению и сделать «покорным». Именно об этом свидетельствует один из работников Политуправления Западного фронта.