Сталин и заговор генералов
Шрифт:
«Якир, по мнению Конева, — записал К.Симонов, — человек умный, со способностями, но без настоящей военной школы, без настоящего военного образования, человек, не лишенный блеска, но не обладавший сколько-нибудь основательным военным опытом для руководства операциями крупного масштаба»1286.
В русском военном зарубежье оценки И.Якира положительные, но довольно сдержанные: «Якир... очень неплохо управлял (не командовал, конечно) КВО, который, по справедливой оценке военных специалистов, стоит на первом месте среди советских округов»1.
Впрочем, Якир, в 1927—1928 гг. учившийся в Военной академии в Германии, получил высокую оценку своих способностей со стороны своих немецких учителей, в том числе и от фельдмаршала П. фон Гинденбурга. Знаменитый военачальник Первой мировой войны подарил Якиру, прочитавшему в германской академии лекции по истории Гражданской войны в России, книгу А. фон Шлиффена «Канны» с надписью: «На память господину ЯКиру — одному из талантливых военачальников
Манера и методы управления подчиненными у Якира, очевидно, сформировались под влиянием его первоначального комиссарского опыта. «Он с одинаковой мягкостью и теплотой относился к людям и на службе, и вне службы, — вспоминал генерал С.Калинин. —Причем в его отношениях с подчиненными не проскальзывало даже намека на панибратство или стремление заслужить дешевый авторитет. ПрЬстота в обращении не снижала его требовательности к людям, а, напротив, еще больше возвышала его как опытного руководителя и волевого военачальника. Его доклады, выступления перед командирами на разборах итогов учений чаще всего походили на товарищеские беседы»1289. Однако эта несколько «сглаженная» характеристика Якира-командующего, думается, хорошо «корректируется» другой, относящейся, правда, к более позднему времени. '
Комдив И.Капуловский, обратившийся к Ворошилову с жалобой на Якира, вновь написал письмо лично наркому, в котором были следующие строчки: «Когда я хотел обратиться к Вам, меня предупреждали товарищи: «Не пиши, не обращайся к Ворошилову, ибо Якир тебя за это уложит в гроб»... Когда я все же у Вас был и вернулся, мне сказали: «Теперь держись, первый
блин из тебя Якир сделает на ближайшем совещании», Так и было»1. .
Несмотря на то что было известно «отеческое отношение Троцкого к Якиру» во время Гражданской войны, Сталин полностью доверял ему в 20-е гг. В этом отношении примечательна «телеграммная переписка» Ворошилова со Сталиным осенью 1929 г. В своей телеграмме от 16 сентября 1929 г. Ворошилов спрашивал мнение Сталина о кандидатурах на должность начальника Политуправления РККА. «Лично выдвигаю кандидатуры — Якира или Гамарника, — предлагал Ворошилов. —-Кое-кто называет фамилии Постникова и Картвелишвили». Ответ Сталина: «Можно назначить либо Якира, либо Гамарника. Остальные не подходят»1290 1291. Следует обратить внимание не только на то, что Сталин в качестве первой кандидатуры на должность начальника ПУР называет Якира. Важен сам факт рассмотрения Якира как человека, наиболее подходящего для выполнения функций главного политработника, главного политкомиссара Красной Армии в конце 20-х гт. Это значит, что в партийно-правительственных, надо думать, и в высших военных кругах Якир все-таки воспринимался прежде всего как «политработник» и уже во вторую очередь как «генерал». Поэтому не вызывает особого удивления реплика Сталина, относящаяся к 1937 г.: «Якир... в военном дате ничем не отличается»'1.
Упомянутая выше другая ведущая фигура в «группировке Якира — Гамарника» — Я.Гамарник никогда не претендовал на «генеральскую» роль. Однако, заняв в 1929 г. должность начальника Политупрааления РККА, Гамарник вскоре, летом 1930 г., становится одновременно и заместителем Председателя РВС СССР и наркомвоенмора. Такое совмещение должностей в руководящем составе РККА появилось впервые. Оно свидетельствовало о весьма большом доверии политического руководства и, в частности, Сталина к этому человеку. Судя по сказанному выше, вплоть до середины 30-х гг. отношения этой «группы» с
Ворошиловым и Сталиным были очень хорошие, а у Ворошилова и Гамарника — можно сказать, доверительные.
Первые признаки неприязненного отношения и некоторой подозрительности в отношении Якира зародились у Сталина еще в 1933—1934 гг. Связано это было, в частности, и с возражени-• ями украинского руководства, в том числе И.Якира, против некоторых аспектов коллективизации, проводившейся на Украине. Однако на 17-м съезде ВКП(б) Якир был переведен из кандидатов в полноправные члены ЦК, что, несомненно, усилило его политическую значимость. Пожалуй, с этого времени Якир становится единственным из профессиональных высших командиров РККА, получившим такой политический вес. Это также не могло не беспокоить Сталина. Меры по фактическому ослаблению военно-политического веса Якира, принятые Сталиным, можно обнаружить уже в мае 1935 г., когда Украинский военный округ был разделен на два: Киевский и Харьковский. Из всесильного «диктатора Украины» Якир превращался в командующего одним из украинских округов. Этим действием, разумеется, влияние Якира Не ослаблялось сразу, однако «вбивался клин» в его отношения с бывшим заместителем И.Дубовым, который назначался на формально равнозначную должность командующего Харьковским военным округом. Это повышение Дубового не могло не вселить в него ощущение некоторой «благодарности» Сталину и Ворошилову. Этот акт должен был способствовать расколу единства «украинской группировки», которая в 1930 — 1931 гг., в частности, помешала арестовать Тухачевского.
«Немилость» к ним Сталина и недоброжелательность Ворошилова явственно обнаружились в период присвоения персональных званий осенью 1935 г. «Я одно точно знаю, — вспоминал генерал армии А.Хрулев, — что Блюхеру присвоено звание маршала
К середине 30-х гг. И.Уборевич уже имел устойчивую репутацию одного из самых способных и подготовленных советских «генералов» как в СССР, так и за его пределами. По мнению маршала И.Конева, Уборевич был «самым крупным военным деятелем» той эпохи. Он «высоко оценивал его опыт в период Гражданской войны. Высоко оценивал его как командующего округом, как человека, прекрасно знавшего войска, пристально и умело занимавшегося боевой подготовкой, умевшего смотреть вперед и воспитывать кадры»1. Он. считал его «человеком с незаурядным военным дарованием»1293 1294 1295. Педантичный, по-немецки пунктуальный и аккуратный, Уборевич был требовательным и строгим командиром. «Уборевич больше занимался вопросами оперативного искусства и тактикой... Он был большим знатоком и того и другого и непревзойденным воспитателем войск, — вспоминал много позже один из его «учеников» маршал Г. Жуков. — В этом смысле он, на мой взгляд, был на три головы выше Тухачевского, которому была свойственна некоторая барственность, небрежение к черновой работе. В этом сказывалось
а
его происхождение и воспитание»«.
Вновь возвращаясь к личности Уборевича, Жуков, для которого командарм слишком много значил в полководческом становлении, отмечал: «Уборевич был бесподобным воспитателем, внимательно наблюдавшим за людьми и знавшим их, требовательным, строгим, великолепно умевшим разъяснить тебе твои ошибки. Очевидность их становилась ясной уже после трех-четырех его фраз. Его строгости боялись, хотя он не был ни резок, ни груб. Но он умел так быстро и так точно показать тебе и другим твои ошибки, твою неправоту в том или ином вопросе, что это держало людей в напряжении»1296. Маршал К.Мерецков отмечал в характере Уборевича некоторую «сухость» и «резкость» и в то же время «собранность и организованность»1. Генералу С.Калинину также «И.П.Уборевич запомнился как подлинный новатор в обучении и воспитании войск»1297 1298.
Весьма высокое мнение о профессиональных качествах и способностях Уборевича сложилось к середине 30-х годов за рубежом. «Уборевич — по общему отзыву — ...выдающийся командующий войсками, — отмечалось в журнале «Часовой». — Почти вне политики, очень требовательный к высшему командному составу, много работавший, он сумел создать в Белорусском военном округе атмосферу военного соревнования»1299.
Уборевич, как отмечалось выше, также «считал себя обиженным неполучением им маршальского звания». Он особенно обижался на Ворошилова, полагая, и не без оснований, что «Ворошилов не считает меня способным выполнить большую военную и государственную работу. Это он неоднократно говорил Тухачевскому, особенно в период присвоения звания, приравняв меня к Белову и Шапошникову»1300 1301 1302. Сталин называл Уборевича «паникером»0, а Ворошилов, затаивший к нему неприязнь еще с 1930 г., продолжая видеть в нем одного из потенциальных претендентов на его пост, именовал «иезуитом» и «трепачом»®. Заметное охлаждение в личных отношениях наблюдалось у И.Уборевича с А.Егоровым и А.Седякиным.
«Генеральская группа Седякина — Ковтюха» сложилась к середине 30-х гг. В нее входили А.Седякин, М.Великанов, И.Кутяков, Е.Ковтюх, М.Ефремов, Н.Каширин, В.Орлов. Близки к ним были П.Вакулич, М.Ковалев, С.Савицкий. В неплохих отношениях с ними находился В.Примаков. В близких приятельских отношениях с И.Кутяковым находился будущий маршал Г.Жуков, хотя в обсуждении политических вопросов он участия не принимал и свое отношение к Ворошилову никак не выражал. Лидирующее положение в этой оппозиционной «генеральской группе» занимал Александр Игнатьевич Седякин (1893—1937), с февраля 1924 г. введенный в номенклатуру советской военной элиты. С 1933 г. он занимал должность заместителя начальника Штаба РККА и начальника Управления боевой подготовки. Сибиряк, из крестьян, окончивший высшее начальное и землемерное училища, он прошел действительную военную службу в л.-г. Преображенском полку. В 1915 г. окончил Иркутское военное училище и вскоре оказался на Северном фронте прапорщиком. К Февральской революции А.Седякин был уже штабс-капитаном и в мае 1917 г. вступил в партию большевиков. Насколько искренними были его большевистские убеждения, сказать трудно. Во всяком случае, усилению сомнений способствует, во-первых, служба А.Седякина в «первом полку императорской гвардии», куда шел весьма тщательный отбор солдат, в частности по мировоззрению и убеждениям. Они должны были быть, безусловно, монархическими и «верноподданническими». Позднее в своих автобиографиях А.Седякин демонстративно, с долей вульгарной саморекламы подчеркивал свои выдающиеся личные качества и приверженность социал-демократическим убеждениям. В автобиографии 1935 г. он писал, что в 1915 г. «считали меня образованным, храбрым офицером в полку и, между прочим, в шутку называли социал-демократом»1. Во-вторых, — его характеристика со стороны командования: «Штабс-капитан Седякин, из бывших мордобоев, сделавшийся в марте ярым революционером, а затем перекинувшийся в большевики»1303 1304.