Сталин и заговор генералов

Минаков Сергей Тимофеевич

Жесткость А.Седякина как командира отмечали и те, кто служил под его начальством в Красной Армии и после Гражданской войны. «Я глубоко уважал своего... командующего Александра Игнатьевича Седякина как человека честного, прямого, правдивого, очень доброго вне службы, как солдата в самом лучшем понимании этого слова, — вспоминал генерал С.Калинин. — Однако когда дело касалось службы, Седякин становился совсем иным — придирчивым до мелочей, сверх меры строгим, скупым на слова, малообщительным, словно он опасался, что его природная доброта может быть использована подчиненными во вред делу»¹.

«Александр Игнатьевич Седякин, — вспоминал другой его сослуживец, — педантичный, с виду сухой, необщительный, а на самом деле человек большой доброты и доброжелательности»^{1305 1306}. «Седякин не терпел верхоглядства и неряшливости, — вспоминал один из его подчиненных. — Во всем — будь то большое

задание или сравнительно несложное одноразовое поручение — он требовал абсолютной добросовестности, аккуратности и глубокого знания дела... Высокий, подтянутый, стройный... сильный, несгибаемый человек»¹³⁰⁷.

«Генералы» этой «группы» «были недовольны Ворошиловым за то, что он их «затирал», в том числе и комкор М.Великанов. «Ковтюх считал себя обиженным по службе так же, как и я»¹³⁰⁸, — признавался комкор И.Кутяков.

Как свидетельствовал комдив М.Ольшанский¹³⁰⁹, «помню, во время Пленума РВС СССР в 1934 году Кутяков, Ефремов (командир 12-го корпуса) и Ковтюх — армейский инспектор БВО¹³¹⁰, сидя в кулуарах, вели какой-то разговор. Проходя мимо, я спросил: «Что это вы тут устроили особую фракцию?», на что Кутяков ответил: «Знаешь, мы, старые боевые командиры, теперь не в почете»¹³¹¹. Он признавался, что враждебно относился к наркому Ворошилову. Он признавался, что «подрывал его авторитет, высказывал свое отношение к Ворошилову близким мне людям (Ковтюху, Седякину), а в пьяном виде допускал мат и считал, что он не является для меня авторитетом»¹³¹². В своем дневнике 15 марта 1937 г. И.Кутяков записал: «Пока «железный» (т.е. Ворошилов. — С.М.) будет стоять во главе, до тех пор будет бестолковщина, подхалимство, и все умное будет унижаться»¹.

Все указанные «генералы» являлись членами Военного совета при наркоме обороны СССР. Все они считали, «что нарком Ворошилов не справляется с работой». И.Кутяков признавался, что «одной из задач группы являлась «борьба за смену Ворошилова»^{1313 1314}.

Впрочем, представители этой «группы» весьма ревниво относились к авторитету, которым пользовались, и неформальному лидирующему положению, которое занимали Тухачевский, Уборевич и вообще бывшие кадровые офицеры старой армии. Комкор Кутяков заявлял, что «политически никогда не сочувствовал Тухачевскому и Уборевичу, считал их «белой костью», представителями вновь нарождающейся военной аристокра тин»¹³¹⁵. По свидетельству лиц, хорошо и близко знавших И.Кутя-кова, он действительно выражал, и порой открыто, свою неприязнь к выходцам «из нетрудовых слоев»^{1316 1317}. Он относился к ним подозрительно, недолюбливал их и не доверял им. Как вспоминал позднее генерал Н.Хлебников, «Кутяков... будучи сам пролетарского происхождения... недолюбливал людей «бывших», говорил об этом прямо и открыто. В частности, он не любил командующего войсками МВО Корка, называл его нередко «золотопогонником», высказывал иногда недовольство Тухачевским, называл его «белоручкой»⁹. В одном из своих заявлений на имя Ворошилова, поданном в 1936 г. с жалобой на П.Дыбенко, комкор И.Кутяков писал: «Дыбенко восхваляет Тухачевского и Уборевича, влюблен в эту сволочь»¹³¹⁸. В сдержанной форме, но примерно в том же духе выражал свое отношение к Тухачевскому и приятель И.Кутякова, будущий маршал Г.Жуков. Он даже спустя много лет, высоко оценивая Тухачевского, все-таки не мог удержаться от упрека его в «барственности», «небрежении к черновой работе» (И. Кутяков называл маршала «белоручкой»), объясняя это его «происхождением и воспитанием».

Кутяков давал нелицеприятные характеристики не только указанным военачальникам и наркому, но и другим представителям высшего комсостава — покойному М.Фрунзе, Б.Шапошникову¹. Как это видно из цитированных выше фрагментов, у Кутякова и Седякина были крайне плохие отношения и с Дыбенко. На партсобрании штаба ПриВО Кутяков заявил, что Дыбенко принадлежит к троцкистской организации. В ответ на это Дыбенко, тогда командующий этим военным округом, потребовал от Ворошилова «убрать Кутякова или освободить его от обязанностей командующего войсками» и предупредил: «С комко-ром Кутяковым ни одного дня совместно работать не буду»^{1319 1320}. Дыбенко рассорился с Седякиным из-за того, что последний «увел» у него жену. Как объяснял сам командарм в феврале 1935 г., он прожил с ней одиннадцать лет, а развелся потому, что за ней шесть лет ухаживал Седякин. Теперь она собирается ехать с ним в Париж, куда Седякин должен отправиться в качестве военного атташе¹³²¹ (назначение не состоялось). Надо отметить, что к середине 30-х годов Дыбенко все больше чувствовал себя в изоляции. Его постоянно

критиковали, порой, можно сказать, просто третировали, и не только Тухачевский и Уборевич. Весьма сложные отношения были у Дыбенко и с наркомом, видимо, под влиянием мнений упомянутых выше военачальников. «С 1934 года не понимаю Вашего отношения ко мне, — возмущенно жаловался он в мае 1937 г. в письме Ворошилову, — я действительно превращен в последнего унтер-офицера, хотя по званию командарм. Все же эпитеты, которые Вы приклеиваете ко мне, они не только несправедливость, но Вы просто в присутствии других меня с грязью смешиваете. Вы уже меня перестали видеть не только как командарма, но и как гражданина. Я не в состоянии переносить Ваши оскорбления». Дыбенко жаловался, что его не наградили за разгром басмачества в Средней Азии, на низкую оценку его как командующего ПриВО. «Я не менее подготовлен, — продолжал возмущаться и оправдываться командарм, — чем «боги» Якир и Уборевич. Я только не умею и не занимаюсь по-ихнему очковтирательством. Заявляю, что я работаю, могу и способен работать без устали, я не считаю себя идиотом и... дураком, и даже враги наши таковым меня не считали, но для успешной работы в первую очередь нужна помощь и хотя бы минимальные человеческие отношения»¹.

Обижен был и бывший главком С.Каменев, тоже удостоенный звания «командарм 1-го ранга». Сам он публично не выражал своей обиды, а его жена не выдержала: «А непонятно все же, — возмущалась она, — ты же в Гражданскую войну руководил теми, кому сейчас маршальские звания присвоили. А тебе вот не присвоили. Почему?»^{1322 1323 1324}

Недовольными несправедливым, «не по заслугам», распределением персональных званий в 1935 г. были многие другие представители высшего комсостава, известные еще с времен Гражданской войны. Весьма часто это воспринималось как «понижение в чине»: имевший четыре или три ромба в петлицах после получения персонального звания оставался соответственно с тремя или двумя ромбами. Это было заметно окружающим и обидно.

Известный еще в Гражданскую войну бывший полковник Генштаба старой армии, начальник фронтовых штабов, а после войны — командующий округами Н.Петин сетовал в разговоре со своим заместителем на то, что ему было присвоено лишь звание комкор, в то время как И.Халепскому — командарма 2-го ранга. «Разве нам с тобой, Сережа, можно ждать чего-нибудь хорошего, — жаловался он собеседнику, — ведь ты поп, а я бывший офицер»'¹. Недоволен был и достаточно известный в 20-е годы В.Лазаревич, получивший лишь звание комдива¹³²⁵.

Что его тоже «затирают» по службе, чувствовал и А.Корк, отправленный в сентябре 1935 г. с командования МВО на должность начальника Военной академии РККА и получивший звание командарма 2-го ранга, в то время как И.Белов, новый командующий МВО, стал командармом 1-го ранга. Сталин не любил Корка, и смещение последнего с должности командующего МВО произошло под явным давлением генсека¹. Не любил Корка и Якир. «Я всегда знал, что Корк — очень нехороший человек, чтобы не сказать более крепко», — признавался он^{1326 1327 1328 1329}, Убо-ревич также относился к Корку неприязненно. Наоборот, Ворошилов высоко ценил командарма, но был бессилен что-либо менять в его карьере. Рассуждая в конце 1932 г. о кандидатах на вакансию заместителя начальника Штаба РККА в письме Я. Гамарнику, Ворошилов сделал примечательную ремарку: «Скорее можно было бы согласиться на назначение Корка, если бы ПБ (Политбюро) не возражало, но думаю, что будет возражать и отклонит эту кандидатуру»^,.

Примечательны мотивы антисталинских высказываний Г.Гая в 1935 г., как он сам их определял. «Это гнусное преступление я совершил под влиянием двух основных факторов, — объяснял свое поведение автор уже цитированного выше письма Г.Ягоде, — а) под влиянием личной неудовлетворенности своим общественным положением и занимаемой должностью и б) под влиянием антипартийных разговоров с некоторыми близкими мне большевиками (даже «старыми» большевиками), фамилии

4

которых следствию известны» .

«На плохое отношение наркома», о чем упоминалось выше, жаловались М.Тухачевскому командующий ККА И.Смолин и его начальник штаба М.Алафузо еще в 1932 г.¹³³⁰. Выражали свое недовольство заместитель начальника ВВС РККА А.Наумов, бывший начальник оперативного отдела Штаба РККА П.Ваку-лич, Е.Сергеев¹, С.Савицкий, М.Ковалев, В.Примаков^{1331 1332 1333}, комкоры К.Чайковский, Л.Угрюмое.

Таким образом, недовольных было много, и список этот можно было бы продолжить. Однако возникал вопрос: кто должен стать на место Ворошилова? В решении этого вопроса достичь единства мнений оказалось весьма трудно. Во всяком случае, очевидное реальное лидерство в высшем комсоставе и военной элите Тухачевского было недостаточно убедительным фактором при решении вопроса о замещении должности наркома обороны в случае отставки Ворошилова.