Сталин и заговор генералов

Минаков Сергей Тимофеевич

Из указанного числа генералов: 31 — русские, 3 — украинцы, 5 — поляки, 4 — немцы, 1 — грузин, 1 — татарин, 1 — молдаванин, 1 — швед. Средний возраст генералов — 39,8 года. Можно сказать, что это «молодой» генералитет, способный в ближайшие 15 лет вести весьма активную военную и политическую деятельность. По социальному происхождению: 35 — дворяне, 3 — сыновья офицеров, 3 — из мещан, 1 — из крестьян, 5 — из простых казаков. Из 47 генералов 16 — из казаков. 7 генералов были участниками Ледяного похода и находились в Добровольческой армии с ее основания; 4 генерала — участники похода Яссы—Дон; 1 генерал — участник Степного похода; всего — 12 генералов, т. е. 25,5 %. 12 высших командиров русской армии стали генералами

еще в период Первой мировой войны; 5 начали Гражданскую войну и службу в белой армии штабс-капитанами и капитанами; остальные 37 еще в ходе Первой мировой войны стали штаб-офицерами.

...Ожидания и надежды на внутрироссийское, «национально-бонапартистское» перерождение Советской России и решающую роль в этом деле советской военной элиты характерны были в это время для значительной части белой военной элиты. Оценивая военно-политическую ситуацию и офицерские настроения в Русской армии, начальник информационного отделения врангелевского штаба гвардии полковник А. Подчертков в феврале 1922 г. информировал главкома: «К сожалению, даже в верхи старого генералитета и кадрового офицерства все более проникает мысль о бесцельности борьбы с большевизмом, о необходимости примириться с ним и честно, не вдаваясь ни в какую политическую игру, работать с Советской Россией на пользу общему «национальному» делу»⁸⁹. Пожалуй, наиболее красноре-

чиво об этой тенденции можно судить по одной из эмигрантских военных организаций, которую возглавлял полковник Анисимов¹. Он ратовал за возвращение личного состава Русской армии в Советскую Россию. Как он заявлял, «свою настоящую деятельность он не направляет... на разрушение Русской армии, а исключительно ведет борьбу с ее командованием, которое, по его мнению, препятствует естественному и неизбежному слиянию двух русских армий — белой и Красной — и может привести к новому пролитию крови между ними»^{90 91}.

В этом алане интересны размышления генерала А. фон Лампе, в общем также усматривавшего «единоутробное» «революционное» происхождение и Красной Армии, и белой. Он обращал внимание на однородные социокультурные и неформальные инфраструктурные свойства советской и белой военных элит. Склонность усматривать некое «коренное» единство Красной и белой армий проявляется уже весной 1920 г. в записях

А. фон Лампе. «Меня очень интересует сущность Красной Армии, — записал он в своем дневнике в апреле 1920-го. — Создана она была социалистическим бредом, но борьба с нами, введение в нее настоящих офицеров, постепенное возвращение к дореволюционным порядкам — это тоже глава в той книге, о которой я мечтаю»⁹².

«Я не могу верить, что эти господа с Каменевым во главе стали коммунистами»⁹³, — записал А. фон Лампе в мае 1920 г. в связи с учреждением Особого совещания при главкоме вскоре после начала советско-польской войны. Он имел в виду включение в это Совещание генералов А. Брусилова, А. Зайончковско-го, А. Цурикова, Д. Парского, В. Клембовского и др. «Ну, если наши генералы и на этот раз не сумеют забрать в руки Красную Армию и вырвать влияние у советских воров, — продолжает рассуждать автор дневника, — тогда я готов признать, что нам нужна советская власть... Цуриков приезжал в Екатеринодар, Зайончковский готовится быть с нами... Словом, коммунисты они маринованные, и это случай, который не повторится. Наличие Брусилова с его способностью приспособляться едва ли поможет делу, но все же возможность открывается уж очень большая!»¹.

Полковник Анисимов, как сообщали осведомители, «всегда... старается подчеркнуть свой национализм и веру в возрождение России русскими силами, причем необходимой мерой к тому считает

восстановление Красной Армии против коммунистов и военной диктатуры, идущей из Красной Армии»^{94 95 96}. «По общему мнению, которое я и сам разделяю, — записал в своем дневнике 24 декабря 1923 г. А. фон Лампе, — у нас один путь для работы — союз с Красной Армией и террор в самой России»'¹. В связи с этими настроениями свое недовольство поведением П. Врангеля автор дневника выразил еще в ноябре 1922 г. «Врангель дискредитировал себя в глазах красных командиров производством Шатилова и др., т. е. тем, что он с собой ведет Тухачевским и иным новое начальство», — записал

А. фон Лампе в дневнике⁹⁷. Эли настроения усиливались благодаря всевозможным слухам и сообщениям беглецов из Советской России.

«В тот же день (27 сентября 1922 г.) у меня был некто Н.Н. Алексеев, который только что бежал из Совдепии, — отметил в дневнике А. фон Лампе. — В Москве он видел Слащава, которому предлагали назначение главнокомандующим на Дальнем Востоке, но тот, боясь выступлений против себя, не едет. По словам Алексеева, Слащов, а с ним Гильбих (не Генерального штаба) и Мильковский живут так же, как Лазарев, припеваючи, а Слащов также и бросил пить! Все они не коммунисты и жаждут работы на воссоздание армии и в этом видят спасение России...»¹.

Генерал-лейтенант Слащов Я.А. (1885—1929) еще в 1921 г. вернулся в РСФСР. Он имел много скрытых сторонников в Русской армии П. Врангеля, будучи фактически оппозиционным лидером русской военной эмиграции. Вслед за ним большая группа генералов и старших офицеров Русской армии также вернулась в Россию в 1922 г. Среди них генералы Ю. Гравиц-кий и А. Секретев, пользовавшиеся достаточным авторитетом среди личного состава белой армии. Репатриировавшиеся в Россию белые генералы даже приобрели на некоторое время весьма заметную роль в стране, в ее политической жизни и в армии. Они были зачислены в состав Красной Армии, они преподавали в Военной академии РККА и других военных учебных заведениях. Однако наиболее ценной, была в это время их деятельность и их роль по дальнейшему разложению и фактической ликвидации Русской армии.

«В Болгарии в настоящее время особую деятельность проявляет генерал Секретев и бывший командир (Марковского) полка генерал Гравицкий, — записал в своем дневнике 31 октября 1922 г. А. фон Лампе, — оба приняты на службу к большевикам. Оба генерала работают по привлечению на службу в формируемый Красный корпус своих бывших товарищей и подчиненных. В распоряжении генерала Гравицкого имеется особая казарма, куда направляются записавшиеся. Оба генерала указывают при этом, что они ранее голодали, а теперь обеспечены услугами и одеждой; обещают сытую, спокойную жизнь в составе воинских частей, прекращение преследований»^{98 99}. А. фон Лампе в это время получил информацию о том, что даже «с Витков-ским велись переговоры через марковца штаб-ротмистра Щеглова от имени генералов Бонч-Бруевича и Балтийского о переходе на сторону СССР с обещанием сохранить его в должности командира корпуса»'¹.

В 1922 г. репутации Русской армии и ее руководителям был нанесен еще один удар: против армии и продолжения антисоветской деятельности выступили генералы Е. Достовалов, А. Кель-чевский, С. Добророльский, В. Сидорин. В. Сидорин и А. Кель-чевский были весьма популярны среди донских казаков. В 1919 г. они возглавляли Донскую армию. В. Сидорин был ветераном Белого движения. Он начинал еще в августе 1917 г. вместе с генералом Л. Корниловым. А. Кельчевский, помимо прочего, был весьма авторитетным военным ученым, профессором Академии Генерального штаба.