Сталин и заговор генералов

Минаков Сергей Тимофеевич

«Совершенно точно и документально установлено, — своеобразно выразил мнение русской военной эмиграции, обозначив самых авторитетных «красных генералов», представитель барона П. Врангеля в Берлине генерал А. фон Лампе 6 июня 1923 года, — ...что в Германии ни одного из представителей красного командования (вроде Тухачевского или Буденного) или видного офицера Генерального штаба (вроде Гатовского, Свечина, Бонч-Бруевича, Гутора и др.) никогда не было и нет...»¹.

Среди перечисленных лиц нет главкома Каменева. К 1922 г. в русском белом зарубежье были убеждены, что действительным руководителем Красной Армии, стоящим за спиной у главкома

С. Каменева, «в его тени», является начальник Штаба РККА П. Лебедев. «Троцкий выкуривает» генерала П. Лебедева «с должности начальника штаба Каменева, которого Лебедев забрал в свои руки», — записал в своем дневнике 16 ноября 1922 г.

A. фон Лампе. Отражая уже давно устоявшееся в русском зарубежье мнение, Р. Гуль писал, несомненно по отзывам лиц, хорошо знавших П. Лебедева: «Талантлив и

тонок...Талантливый, но в тени начштаба П.П. Лебедев, слывший «Борисом Годуновым» при «Федоре Иоанновиче» (С. Каменеве)»^{116 117 118}. Однако генерал фон Лампе все-таки не упомянул П. Лебедева среди перечисленных им выше «генштабистов».

В апреле — июле 1923 г. в дневниковых записях А. фон Лампе упоминаются А. Снесарев, А. Геккер, командующий Отдельной Кавказской армией А. Егоров, его начальник штаба

С. Пугачев, командующий Петроградским военным округом

B. Гиттис¹. Автор дневника знал его еще по службе в старой армии¹¹⁹. Но из этих упоминаний незаметно, чтобы генерал считал их в числе наиболее выдающихся представителей «красного командования» или «офицеров Генштаба».

«Правой рукой» Троцкого называл генерала А. Балтийского в 1923 г. генерал А. Геруа, «но только по сравнению с Брусиловым он, конечно, всегда плавал более мелко. Стишком искательный и угодливый перед военным министром генералом Сухомлиновым, он был за это с началом революции отставлен от активной службы. С пришествием большевиков он, недолго думая, предложил свою помощь Троцкому, с которым сделался неразлучен. В его активе с той поры числятся «Брестский договор» и

расстрел 54 000 офицеров старой армии, бывших товарищей по оружию этого генерала»¹. На Западе в это время об А. Балтийском отзывались как о «русском Мольтке и мозге Троцкого»^{120 121 122}. Считали, что его цель — «пренебрегая предрассудками русской военной среды, сберечь неприкосновенность границ России... и армии»'¹. ¹

Свои крайне субъективные, однако весьма красноречивые отзывы о другом советнике Председателя РВСР — о П. Сытине оставили его товарищи по старой армии, оказавшиеся в эмиграции. «С внешностью и с содержанием гоголевского героя-шуле-ра, знаменитого Ноздрева, — так начинает характеризовать П. Сытина один из его старых приятелей, — в молодости исключенный из Генерального штаба за нечистую карточную игру, переведенный за это «в наказание» в артиллерию (точно этот род оружия мог терпеть шулеров?), во время Великой войны добрался до должности начальника дивизии...»^{123 124}. Итак, и А. Балтийский, и П. Сытин в глазах русской военной эмиграции считались весьма влиятельными фигурами в силу того, что они оказались ближайшими советниками Л. Троцкого. Тем не менее и их фамилии также не были включены А. фон Лампе в число лучших генштабистов в Красной Армии.

В 1923 г. в информационных справках белоэмигрантских штабов иногда появляются фамилии Э. Склянского, Б. Шапошникова и М. Фрунзе. Первое упоминание о Фрунзе в дневнике А. фон Лампе относится лишь к 8 апреля 1924 г.¹. Следует отметить, что в последующих записях А. фон Лампе 1924 — 1926 гт. Фрунзе упоминается мимоходом лишь один раз¹²⁵. До 1924 г. в газете «Русская правда» однажды упоминается в искаженном прочтении фамилия «Фрумзе»'. В разведматериалах ближнего зарубежья изредка встречаются фамилии И. Якира и В. Левиче-ва¹. К концу 1922 г. в русском монархическом зарубежье иерархия «лидеров» Красной Армии по военно-политической значимости выстраивалась в следующем порядке: М. Тухачевский, С. Каменев, П. Лебедев, А. Брусилов^{126 127 128}.

И тем не менее в эмигрантских белоофицерских кругах к 1923 г. бытовало устойчивое, сложившееся еще в годы Гражданской войны мнение о военной элите Красной Армии. Как это видно из перечисленных выше генералом А. Фон Лампе фамилий, в ее состав входили прежде всего М.Н. Тухачевский,

С.М. Буденный, В.Н. Гатовский, А.А. Свечин, М.Д. Бонч-Бруевич, А. Гутор. Сравнивая общественное мнение об элите Красной Армии в Советской России — СССР и в белом зарубежье, можно сделать вывод: эти мнения совпадали лишь в двух именах — Тухачевском и Буденном.

3

Рождение «наполеоновской легенды»

Фигура Тухачевского оказалась в поле зрения офицеров белой армии Деникина, затем Врангеля в качестве одного из высших руководителей Красной Армии еще с весны 1920 г., когда он командовал Кавказским фронтом, завершившим под его руководством разгром Вооруженных сил Юга России. Еще в марте 1920 г., наблюдая за гибельным для белых войск генерала А.Деникина исходом битвы за Северный Кавказ, полковник А. фон Лампе высказал в своем дневнике знаковое соображение: «Какая ирония: Тухачевский бьет Деникина! Не Наполеон ли?»'¹. В этом кратком замечании уже выражено впечатление А. фон Лампе, отражавшее мнение, пожалуй, многих белых офицеров: Тухачевский ассоциировался с молодым Бонапартом, тоже «революционным генералом» из бывших королевских лейтенантов. Итак, Тухачевский для белых — «Бонапарт русской революции».

В конфиденциальной разведсводке «Комсостав и военспецы

Красной

Армии» от 15 февраля 1922 г., составленной в берлинском представительстве генерала П. Врангеля, значилось: «Лица, близко знающие Тухачевского, указывают, что он человек выдающихся способностей и с большими административными и военными талантами. Но он не лишен честолюбия и, сознавая свою силу и авторитет, мнит себя русским Наполеоном. Даже говорят, он во всем старается подражать Наполеону и постоянно читает его жизнеописание и историю. В дружеской беседе Тухачевский, когда его укоряли в коммунизме, не раз говорил: «Разве Наполеон не был якобинцем?»... Молодому офицерству, типа Тухачевского и других, примерно до 40-летнего возраста занимающем}' командные должности, не чужда мысль о единой военной диктатуре»¹. Откуда и от кого могла появиться эта информация о Тухачевском? Источником ее, судя по контексту этой сводки, являлись «лица, близко знающие» его, с которыми он был в весьма доверительных отношениях. Судя по тому, что эти «лица, близко знающие Тухачевского, указывают, что он человек выдающихся способностей и с большими административными и военными талантами», это были, скорее всего, люди военные. Интересна в этом отношении фраза в письме А. фон Лампе от 22 октября 1922 г. Ожидая прибытия в Берлин в качестве советского военного атташе В.Н. Готовского, он отметил: «Думается, что слухи о его прежнем пребывании в Германии связаны со смертью в Берлине в январе сего (1922) года полковника гродненских гусар Сергея Гатовского, по-видимому, брата Владимира»^{129 130 131}. Итак, слухи о пребывании В.Н. Гатовского в январе 1922 г. циркулировали в кругах русской военной эмиграции в Берлине. Известно, что 17 января 1922 г. в Берлин для ведения секретных переговоров с представителями германского военного командования прибыл К. Радек¹. С 25 января по 17 февраля 1922 г. К. Радек и Н. Крестинский вели в Берлине переговоры с представителями германского МИДа и генералом Г. фон Зеектом¹³². Речь шла и об установлении советско-германских дипломатических отношений и по секретному военному сотрудничеству, в том числе и по «авиационному делу»¹. Как известно, В. Гатовский был не только генерал-майором Генштаба, но и летчиком и авиационным специалистом, владевшим к тому же немецким языком. Поэтому, скорее всего, В. Гатовский мог и должен был находиться в составе этой военно-дипломатической миссии. Похороны же брата, полковника С. Гатовского, можно было использовать как официальное объяснение его появления в Берлине-в это время. Если это так, то, видимо, В. Гатовский мог быть этим информатором о Тухачевском. В. Гатовский, как и его младший брат А. Готовский, находился в близких, дружеских отношениях с семьей бывшего подполковника Генштаба И.А. Троицкого, в свою очередь являвшегося близким приятелем Тухачевского^{133 134}. Впрочем, и сам В. Гатовский, особенно его брат А. Готовский, были в достаточно доверительных отношениях с М. Тухачевским¹³⁵. А В. Гатовский, судя по ранее цитированной дневниковой записи А. фон Лампе, пользовался в русском военном зарубежье репутацией одного из выдающихся офицеров старой Русской армии и считался одним из лучших генштабистов в Красной Армии.

Старший из братьев Владимир Николаевич Гатовский (1879 — после 1934) был личностью незаурядной, о чем свидетельствует его «беспокойная» военная карьера. По окончании кадетского корпуса и Николаевского кавалерийского училища он в 1897 г. был выпущен корнетом в л.-г. Гродненский гусарский полк. Затем, окончив по 1-му разряду Николаевскую академию Генерального штаба (1903), принял участие в Русско-японской войне. В период последующей службы в штабе войск гвардии в Петербургском военном округе В. Гатовский закончил в 1913 г. Офицерскую воздухоплавательную школу, стал летчиком. Первую мировую войну в 1914 г. он начал в должное-toi начальника штаба 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. В декабре 1915 г. в его, можно сказать, блестящей военной карьере был срыв. Возмущенный бездарным командованием

А. Кара-Георгиевичем (братом сербского короля) одной из бригад 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии, В. Гатовский ударил его по лицу, за что был разжатован в рядовые. Прослужив три месяца в Приморском драгунском полку, он оказался в 26-м авиационном отряде. Проявив храбрость в успешных воздушных боях, В. Гатовский заслужил все четыре степени солдатского Георгия, был восстановлен в офицерском чине и за боевые отличия в мае 1916 г. произведен в полковники с возвращением всех прежних наград и назначением на должность начальника штаба Кавказской туземной дивизии. В 1917 г. В. Гатовский принял активное участие в так называемом «корниловском мятеже», являясь начальником штаба Кавказского туземного корпуса, двигавшегося на Петроград, был арестован, но осенью 1917 г. освобожден. С конца октября 1917 г. В. Гатовский выполнял обязанности помощника начальника ВВС. С этого же времени началось его сотрудничество с советской властью. Во время ведения переговоров со шведами о покупке самолетов, при пересечении Балтийского моря он был захвачен в плен финнами и оставался в плену до июня 1919 г. Вернувшись в Советскую Россию, В. Гатовский преподавал в Военной академии РККА. Таким образом, В. Гатовский был в начале 20-х гг. одним из самых знающих специалистов в области ВВС бывшей Русской армии и, очевидно, РККА. Его использование в переговорах с генералом Г. фон Зеектом по «авиационному делу» в январе 1922 г. было вполне естественно и целесообразно.