Сталин: посвящение волхва
Шрифт:
По жизни люди и «единичку»-то не осваивают, освоивший «четвёрку» считается великим шаманом, Сталин же освоил «десятку». Отсюда и активное поклонение Сталину великих шаманов ещё до Революции. С другой стороны, у Сталина ничего не получилось с воспитанием детей от Аллилуевой-старшей, но мы к этому ещё вернёмся ниже.
«Мёртвая дорога» Сталина — это работа над «одиннадцатью». Более чем странная железная дорога, маршрут которой вычерчен лично Сталиным через святые места северных народов, объект баснословно дорогой (12,5 % валового национального продукта), не имеющий никакого экономического смысла.
Эта книга о Пути, о двенадцати ступенях познания себя и жизни, или, что то же самое, о смысле цифр.
Освоение мистической стороны кузнечного дела — часть «четвёрки».
Загадка нерепрессированного сталинского писателя Михаила Пришвина
Вот что писатель Михаил Пришвин — все мы слышали его имя — пишет в дневнике, обратите внимание, ещё в 1910-м году:
«…Мы принимали крещение от Августа Бебеля за благоговейным чтением его книги «Frau und Soziaslismus» («Женщина и социализм» — Примеч. А. М.). Перед наступлением момента света мной овладели две идеи этой книги, первая, что близко время мировой катастрофы, и вторая, что женщина после этого, «женщина будущего» явится такой, как я желал в сокровенной глубине детства своего.
В самый же момент крещения, самое высокое было, что я стал со своими друзьями одно существо, идти в тюрьму, на какую угодно пытку и жертву стало вдруг нестрашно, потому что было это уже не я, а мы, друзья мои близкие и от них как лучи «пролетарии всех стран».
И мы пошли за мир и женщину будущего в тюрьму. Допросы, жандармы, окно с решёткой, и свет в нём… Женщина будущего, кто она, мать, сестра, невеста, в сердце рядового, в его смятенной, смущённой душе рождается образ Прекрасной Дамы, — нужно быть рядовым!..» («Семёрка»! Единство живого и Нерождённой — Примеч. А. М.)
«…Ночью я думал о этапах с почти десятилетним промежутком: уверование в Маркса, уверование в женщину и спасение ею, приобщение к жизни…»
«…Женщина (Маруха) такой же знак, как и бесконечность, с помощью этой мнимой величины мы решаем уравнения этой жизни со многими неизвестными.
Когда я увижу её — будет победа моей мечты. Для победы теперь уже не нужно, чтобы она была женой моей, и тогда это было необходимо, и вот, вероятно, оттого и победа, что теперь что-то чувственное отмерло… Значит, чем меньше чувственность, тем ближе цель, и смерть, может быть, настоящая победа? Но почему же мир становится так близок и понятен от любви к мечте?..» (1912 год)
Что эти слова из дневника Пришвина как не свидетельство приобщения Пришвина к культу Девы?
Вернее, для Пришвина культ Девы и двенадцать подвигов, как ступени к Деве, существует не на уровне логического осмысления причинно-следственных связей нашего бытия, а на уровне непосредственного ощущения некой дарообильной тайны женщины, как смысла общего хода всемирной истории, тайны, не осознаваемой не только самими женщинами, что, в общем, понятно при знакомстве с состоянием их ума, но и, увы, мужчинами тоже. Тайны, делающей женщину действительно прекрасной, возвышенной, великой — волшебницей. Без высвобождения
Сталин овладевал великим ведением культа Девы переодически пересекаясь с волхвами и шаманами, а Пришвин тянулся к тем же глубинам, но вне волховских традиций, только прислушиваясь к сокровенной мечте детства своего — и потому его достижения для исследователя ценны. Дневник Пришвина являет тот истинный стержень, который притягивает многих людей к Сталину, ко всему Кругу Героев, объединяет с ним, даёт уверенность в обретении Силы. Стержень этот даёт, среди прочего, силу жить — и как жить! Стержень этот не искусственное построение ума, а сокровенное нашего естества, оно стремится к тайне, к тайне общения с собеседником, который тебя поймёт до конца, к Пречистой деве с Великой Свадьбы Грядущего.
Но Путь пролегает через страдания и муки — непременно.
Слова Пришвина о тюрьме и небе в клеточку не пустые: в 1897 году Пришвина, тогда ещё студента, арестовали и закрыли в одиночной камере именно за то, что он сделал перевод книги Бебеля «Женщина и социализм».
А эти слова Пришвина: «Женщина будущего… — нужно быть рядовым!..»? Это ж «шестёрка», взаимопомощь талантов! А ведь нет в дневнике никакой логической цепочки, соединяющей первую часть предложения с последней. Это — непосредственное видение.
Итак, Михаил Пришвин, по песням о природе которого ни у кого и мысли не приходит о его связи с марксизмом — явно не от массового марксизма, знакомого нам по постсталинскому хрущёвскому и так далее не героичному, не возвышенному и не мудрому времени. Пришвина от привычных жидомарксистов, вызывающих омерзение, отличает то, что Маркс существует для него постольку, поскольку для него важен золотой свет от СЛТ (в терминологии эвенкийских шаманов — «центр событий»), перспектива воссоединения с женщиной будущего (Пречистой девой), автор же книги «Женщина и социализм» всего лишь возглавлял немецких марксистов того времени (возглавлять не значит верить, примеров чуждости вождя провозглашаемым им лозунгам множество). Пришвин готов за некую Прекрасную Даму, даже не современницу, а «гостью из будущего», хоть на каторгу, хоть на смерть — так же как и Сталин.
Пришвин в своём дневнике утверждает, что таких «принявших крещение» от Девы людей в революционном движении, состоявшем из разнородных течений, было немало. Во всяком случае, во времена, когда партия была оппозиционная, до того времени как карьеристы, начиная с 1917-го года, не хлынули в правящую партию волной и не заполонили жидовской психологией всё и вся. Эта волна дерьма — хрущевня. Это те, кто, будучи чужды священному миру нашей жизни, впоследствии Сталина — утопили во лжи, нашу жизнь — превратили в помойку, власть — в вакханалию бездарности, да и сами они захлебнулись в дерьме, то есть в себе самих и себе подобных.
В чудесных произведениях Михаила Пришвина о природе, которые при Сталине были достаточно широко известны, и даже вошли в школьные учебники, о Прекрасной Даме будущего нет ни слова. Пришвин известен только как автор, пишущий о природе («В краю непуганых птиц» и тому подобное). Из его произведений невозможно даже понять его отношения к марксизму, а тем более к Сталину.
Но дневник Пришвина недвусмысленен: ему было по росту если не осмысливать священный мир русских как исконный культ Девы, то хотя бы его чувствовать — и им жить.