Сталин. Большая книга о нем

Анискин И.

«Разногласия длились всего несколько дней потому и только потому, что мы имели в лице

Каменева и Зиновьева — ленинцев, большевиков». После распада «тройки» поведение

Зиновьева и Каменева в 1917 г. становится в течение ряда лет главным обвинением против них,

как «агентов буржуазии», пока не включается, наконец, в обвинительный акт, подведший обоих

под дуло маузера.

Нельзя не остановиться с изумлением перед этой холодной, терпеливой и в то же время

свирепой настойчивостью, направленной

к одной и той же, неизменно личной цели. Как некогда

в Батуме юноша Коба вел подкоп под стоящих над ним членов тифлисского Комитета, как в

тюрьме и ссылке он натравливал простаков на своих соперников, так теперь в Петрограде он

неутомимо комбинировал людей и обстоятельства, чтоб оттеснить, умалить, очернить всякого,

кто так или иначе затмевал его и мешал ему продвинуться вперед.

Октябрьский переворот как источник нового режима естественно занял центральное

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

111

место в идеологии нового правящего слоя. Как все это произошло? Кто руководил в центре и на

местах? Сталину понадобилось около 20 лет, чтобы навязать стране историческую панораму, в

которой он себя поставил на место действительных организаторов восстания, а этим последним

приписал роль предателей революции. Было бы ошибочно думать, что он с самого начала имел

законченный замысел борьбы за личное господство. Понадобились исключительные

исторические обстоятельства, чтобы придать его амбиции неожиданные для него самого

масштабы. Но в одном он оставался неизменно верен себе: попирая все другие соображения, он

насиловал каждую конкретную ситуацию для упрочения своей позиции за счет других. Шаг за

шагом, камень за камнем, терпеливо, без увлечений, но и без пощады! В непрерывном плетении

интриг, в осторожном дозировании лжи и правды, в органическом ритме фальсификаций лучше

всего отражается Сталин и как человеческая личность, и как вождь нового привилегированного

слоя, который в целом вынужден создавать себе новую биографию».

Завершает свои размышления Троцкий так: «Плохо начав в марте, скомпрометированный в

апреле, Сталин весь год революции провел за кулисами аппарата. Он не знал непосредственного

общения с массами и ни разу не почувствовал себя ответственным за судьбу революции. В

известные моменты он был начальником штаба, никогда — командующим. Предпочитая

отмалчиваться, он выжидал инициативы других, отмечал себе их промахи и слабые стороны и

отставал от событий. Для успеха ему нужна известная устойчивость отношений и свобода

располагать временем. Революция отказывала в том и другом.

Не вынужденный

продумывать задачи революции с тем напряжением мысли, какое

создается только чувством непосредственной ответственности, Сталин так и не понял до конца

внутренней логики Октябрьского переворота. Оттого так эмпиричны, разрозненны и

несогласованны его воспоминания, так противоречивы его позднейшие суждения о стратегии

восстания, так чудовищны его ошибки в отношении ряда позднейших революций (Германия,

Китай, Испания). Поистине революция не есть стихия этого бывшего «профессионального

революционера».

И тем не менее 1917 г. вошел важнейшим этапом в формирование будущего диктатора. Он

сам говорил позже, что в Тифлисе он был учеником, в Баку вышел в подмастерья, в Петрограде

стал «мастером» После четырех пет политического и умственного прозябания в Сибири, где он

опустился до уровня «левых» меньшевиков, год революции под непосредственным

руководством Ленина, в кругу товарищей высокой квалификации имел неизмеримое значение в

его политическом развитии. Он впервые получил возможность познакомиться со многим, что до

тех пор совершенно выходило из круга его наблюдений. Он прислушивался и присматривался с

недоброжелательством, но внимательно и зорко. В центре политической жизни стояла проблема

власти. Временное правительство с участием меньшевиков и народников, вчерашних товарищей

по подполью, тюрьме и ссылке позволило ему ближе заглянуть в ту таинственную лабораторию,

где, как известно, не боги обжигают горшки. Та неизмеримая дистанция, которая отделяла в

эпоху царизма подпольного революционера от правительства, сразу исчезла. Власть стала

близким, фамильярным понятием. Коба освободился в значительной мере от своего

провинциализма, если не в привычках и нравах, то в масштабах политического мышления. Он

остро и с обидой почувствовал то, чего ему не хватает лично, но в то же время проверил силу

тесно спаянного коллектива одаренных и опытных революционеров, готовых идти до конца. Он

стал признанным членом штаба партии, которую массы несли к власти. Он перестал быть

Кобой, став окончательно Сталиным».

Часть II. Homo sum…

(Богомолов А.А. Добрый дедушка Сталин. Он же. Вожди СССР в откровениях

соратников, охраны и обслуги; Гусляров Е.Н. Сталин в жизни; Похлебкин В. Великий

псевдоним)

А) Трубка вождя (Богомолов А.А. Добрый дедушка Сталин. Он же. Вожди