Сталин. История и личность

Такер Роберт

Перемена места проживания произошла при обстоятельствах, которые хотя до настоящего времени и не совсем ясны, тем не менее не делают Джугашвили чести. Грузинские меньшевики в эмиграции упорно утверждали, что он переселился в Батум после исключения партийным судом из тифлисской организации за интриги и клевету на Сильвестра Джибладзе⁶⁰. Согласно другой, не лишенной правдоподобия версии, причиной переезда явились разногласия по вопросу о том, следует ли в Тифлисский комитет наряду с профессиональными партийными работниками (т. е. в большинстве своем представителями интеллигенции) избирать рабочих. Джугашвили безуспешно пытался воспротивиться положительному решению, выдвигая такие аргументы, как конспиративные соображения, неподготовленность и несознательность рабочих. Эта версия изложена в работе по истории закавказской социал-демократии, изданной сначала в 1910 г. в Женеве, а затем — в 1923 г. в Москве⁶¹.

Автор, будучи социал-демократом, участником указанных событий, прямо не назвал Джугашвили. Он лишь написал, что включению рабочих в комитет воспротивился один молодой интеллигент, позиция которого якобы мотивировалась личными причудами и жаждой власти. Потерпев в ходе голосования в комитете поражение, этот молодой человек выехал из Тифлиса в Батум, «откуда тифлисские работники получили сведения о его некорректном отношении, враждебной и дезорга-низационной агитации против тифлисской организации и ее работников»⁶². Справедливости ради следует сказать, что в то время, когда Джугашвили в начале декабря 1901 г. прибыл в Батум, социал-демократическими лидерами там являлись два представителя умеренного курса (Чхеидзе и Рамишвили), которые могли противодействовать его усилиям, направленным на организацию более боевой и конспиративной социал-демократической работы в духе Кецховели и Курнатовского.

Серьезные волнения рабочих в Батуме подготовили благодатную почву для агитационных листовок, которые Джугашвили, как рассказывали, печатал на простейшем гектографе в своей лачуге. Нам не известно, в какой мере эти листовки способствовали возникновению забастовок на заводе Манташева и на нефтеперерабатывающем заводе Ротшильда в Батуме в феврале 1902 г. Последней предшествовало увольнение 389 рабочих. За прекращением работы на нефтеперерабатывающем заводе последовал 8 марта арест 32 рабочих, после чего 600 рабочих собрались у полицейского управления, требуя освободить арестованных или посадить за решетку их самих. Полиция арестовала собравшихся. На следующий день огромная толпа рабочих пришла к тюрьме с аналогичными требованиями. Поскольку рабочие не подчинились приказу разойтись, солдаты открыли по ним огонь. В итоге: 14 убитых и много раненых⁶³. Играл ли какую-то роль Джугашвили в этих событиях — не ясно.

Волнения в ряде промышленных центров Закавказья нарастали, возможно, под влиянием батумской демонстрации 9 марта, и власти решили разделаться с социал-демократическими активистами. Ночью 5 апреля 1902 г. во время заседания Батумского социал-демократического комитета были арестованы Джугашвили и другие его члены⁶⁴. После годичного пребывания в батумской и шестимесячного заключения в кутаисской тюрьмах его отправляют на три года в ссылку в село Новая Уда Иркутской губернии (Восточная Сибирь). На место он прибыл в конце ноября 1903 г., а в начале следующего года уже совершает побег и добирается до Тифлиса. Впоследствии такое происходило неоднократно. По сведениям, приведенным в официальной биографии, между 1902 и 1913 гг. Джугашвили арестовывался восемь, отправлялся в ссылку семь и бежал из мест ссылки шесть раз⁶⁵. Не удалось ему бежать только из ссылки, к которой он был приговорен в 1913 г. и из которой его освободила февральская революция. Ибо в последний раз его заслали в такое отдаленное место на севере Сибири, сбежать откуда было трудно.

Вернувшись в Тифлис после первого побега в феврале 1904 г., Джугашвили скрывался на квартире социал-демократического активиста Михо Бочоридзе. Об этом нам известно потому, что здесь ему было суждено встретиться с будущим тестем Сергеем Аллилуевым, через много лет описавшим данный эпизод в воспоминаниях. Квалифицированный механик, он в начале 90-х годов переехал на юг, устроился на работу в железнодорожных мастерских Тифлиса, женился и обосновался на жительство. Он стал социал-демократом, а его дом в пригороде Тифлиса — излюбленным местом собрания революционеров. Когда Аллилуев однажды вечером по партийным делам посетил Бочоридзе, последний познакомил его с Джугашвили, который рассказал кое-что о недавнем побеге из Новой Уды. В частности, о том, что пытался бежать уже через несколько дней после прибытия, однако, не имея подходящей теплой одежды, он, обморозив лицо и уши, был вынужден вернуться. Вторая попытка увенчалась успехом⁶⁶. Как писала в своих мемуарах старшая дочь Аллилуева, Анна, которой в то время было восемь лет и которая слышала эту историю от отца, Джугашвили сначала не мог бежать, так как за ним установили слишком строгий надзор. Но потом, улучив подходящий момент и запасшись теплой одеждой, он отправился пешком и, едва не обморозив лицо, все-таки сумел вырваться⁶⁷

Еще меньше нам известно о последующих побегах. Нужно, однако, иметь в виду, что подобные побеги были обычным делом для русских революционеров. Систему административной высылки на север европейской часта России или в Сибирь не следует смешивать с более строгими и

суровыми, но и реже применявшимися каторжными работами. Да и охранка не имела того штата и опыта, какими впоследствии располагал ее советский наследник. Прибыв на место, ссыльные могли по своему усмотрению устраиваться на квартиру к местным жителям и жить как вздумается, правда под наблюдением, которое варьировалось и по интенсивности, и по эффективности. Им не возбранялось переписываться, хотя власти могли читать письма. Как мы видели на примере Ленина, ссыльные имели даже возможность писать серьезные научные труды, не говоря уже о революционных воззваниях, тайными каналами переправляемых за границу. Побег сам по себе был трудным, иногда очень рискованным, но довольно часто осуществимым предприятием.

Вернувшись в феврале 1904 г. в Тифлис, Джугашвили снова с головой ушел в подпольную партийную работу. В его отсутствие социал-демократическое движение приобрело иную организационную форму. Вначале 1903г. в Тифлисе состоялся объединительный съезд представителей социал-демократических организаций Тифлиса, Баку, Батума, а также партийных групп менее крупных центров Закавказья. Съезд учредил «Кавказский союзный комитет» из девяти членов как постоянно действующую руководящую группу, и Джугашвили в какой-то момент после возвращения стал его членом⁶⁸. В последующие месяцы он ездил по Закавказью в связи с партийными делами и посетил в июне Баку, провел сентябрь и октябрь на западе Грузии в городе Кутаиси, сделал короткие остановки в Батуме и Чиатуре. Однако, пожалуй, вернее было бы сказать, что ездил он по «фракционным делам», ибо главное внимание в обозначившемся расколе партийных рядов он сконцентрировал на укреплении позиций своих сторонников.

Позже писали (например, Троцкий), что Джугашвили начал свою деятельность меньшевиком и присоединился к большевикам после долгих колебаний только в канун событий 1905 г.⁶⁹ В подтверждение ссылаются на сообщение царской полиции за 1911 г., в котором указывалось: «По вновь полученным мною агентурным сведениям, Джугашвили был известен в организации под кличками Сосо и Коба, с 1902 г. работал в социал-демократической партии — организации, сначала меньшевиком, а потом большевиком, как пропагандист и руководитель 1-го района (железнодорожного)». Этот документ был опубликован 23 декабря 1925 г. в тифлисской газете Закавказского краевого комитета РКП «Заря Востока» вместе с воспоминаниями бывших товарищей Сталина в связи с его 4б-летаем. Копия сообщения находится среди архивов охранки в Гуверовском институте (Стэнфорд, Калифорния). Вызывает сомнение не подлинность документа, а само его содержание. Мало того, что в сообщении местом пребывания Джугашвили ошибочно назван Тифлис, хотя этот год он провел в Батуме, автор (начальник губернской жандармерии) допускает явную ошибку, называя Джугашвили меньшевиком с 1902 г. Дело в том, что меньшевизм как течение возник после II съезда российской партии, т. е. после 1904 г.

Полицейского офицера, по-видимому, ввел в заблуждение тот факт, что большинство социал-демократов, с которыми Джугашвили имел дело в Тифлисе в 1900-1901 гг., впоследствии стали меньшевиками.

К немногим обстоятельствам ранних этапов революционной карьеры Джугашвили, которые не должны вызывать у нас ни малейшего сомнения, относится и тот факт, что он принял большевизм без всяких колебаний, как только уяснил себе суть вопросов, послуживших причиной внутрипартийных разногласий, Это удостоверяется независимыми свидетельствами двух бывших грузинских социал-демократов, написавших в эмиграции свои воспоминания⁷⁰

В поездках по Закавказью после возвращения из ссылки Джугашвили отстаивал ленинскую позицию. В одном из грузинских мемуарных сочинений подчеркивается, что он уже придерживался подобных взглядов, когда в 1904 г. прибыл в Кутаиси, чтобы возглавить местный социал-демократический комитет⁷¹. Еще одно неопровержимое доказательство этого содержится в двух личных письмах, посланных Джугашвили в октябре в Лейпциг проживавшему там грузинскому революционеру М. Давиташвили и переданных последним Ленину и Крупской (позднее эти письма были обнаружены в их переписке).

В письмах Джугашвили предстает как безусловный сторонник Ленина. Понятия «большевик» тогда еще не было в широком употреблении. Вначале Джугашвили попросил друга выслать ему «Искру», которая тогда оказалась под контролем антиленинского большинства и печатала статьи, критикующие ленинские взгляды. Объясняя просьбу, он писал: «Здесь нужна «Искра» (хотя она без искры, но все-таки нужна: по крайней мере в ней есть хроника, черт ее возьми, надо хорошо знать и врага)». Термин «враг» Джугашвили употребил вполне сознательно. В письме он осыпал насмешками Плеханова за то, что тот подверг критике книгу «Что делать?», которая, очевидно, для Джугашвили являлась своего рода кредо. Возражая Ленину, Плеханов, помимо прочего, утверждал, что для того, чтобы обрести революционное сознание, рабочему классу не нужны социал-демократические интеллигенты-проповедники. На это пылкий ленинец из Кутаиси заметил: