Сталин. История и личность
Шрифт:
БУХАРИН. Но поймите, что мне тяжело жить.
СТАЛИН. А нам легко?»
Для изучения дела была создана комиссия под председательством Микояна, а затем объявлен двухдневный перерыв. Возможно, в качестве акта личной мести Сталин включил в комиссию Крупскую и сестру Ленина Марию Ильиничну, а также большую группу лиц, на которых он, Сталин, мог, как он знал, положиться.
Против исключения Бухарина и Рыкова из Центрального Комитета и партии никто из членов комиссии не возразил. Голосуя, некоторые добавляли: «Предать суду и расстрелять». Другие: «Предать суду без применения расстрела». Сталин в момент голосования сказал: «Суду не предавать, а направить дело Бухарина-Рыкова в НКВД». (Это, конечно, означало, что Сталин уготовил на долю двух этих людей участь исполнителей главных ролей в предстоявшем третьем большом показательном процессе.) Крупская и Ульянова — должно быть, с тяжелым сердцем — присоединились к остальным, проголосовав «за предложение т. Сталина»,
Во время небольшого перерыва в заседании пленума Бухарин набросал короткое письмо, озаглавленное: «Будущему поколению партийных руководителей», заставил свою жену выучить его наизусть, а затем сжег. Покидая дом в последний раз, Бухарин поцеловал девятимесячного сына и попросил прощения у жены. К зданию, где проходил пленум, он и Рыков подошли вместе. Им не дали возможности выслушать приговор, который был уже предрешен. Восемь человек перехватили их у входа и доставили прямо на Лубянку77
Итак, Центральный Комитет уступил нажиму Сталина, определив тем самым на ближайшие четверть века будущее партии-государства, а также судьбу самих своих членов, большинству которых была уготована недолгая жизнь после пленума. Венцом уступчивости высшего партийного органа явилось то, что он одобрил сталинской план проведения кампании террора.
Оказывалось ли в тот момент сколько-нибудь значительное противодействие? Судя по имеющимся данным, на этот вопрос следует ответить отрицательно. Как указал в докладе на XX съезде КПСС Хрущев, «в выступлениях ряда членов ЦК, по существу, высказывались сомнения в правильности намечавшегося курса на массовые репрессии», и их сомнения наиболее ярко выразил Павел Постышев78. Но все дело в том, что, кроме Постышева, никто из участников пленума о таких сомнениях, которые, надо полагать, были широко распространены среди них, вслух не заявил79
Постышеву, несомненно, потребовалось незаурядное мужество, чтобы вообще заговорить об этом. По словам Хрущева, Постышев выступил в защиту члена ЦК Компартии Украины Карпова. Он не поставил под сомнение чистку или принесение в жертву Бухарина и Рыкова. Упомянув о тяжелых годах коллективизации и индустриализации, когда кое-кто «перешел во вражеский лагерь», а «здоровые элементы» боролись за партию, Постышев заявил: «Я никак не предполагал, что пройдя этот крутой период, Карпов и ему подобные попадут в лагерь врага... А вот по показаниям якобы Карпов с 1934 года был завербован троцкистами. Я лично думаю, что в 1934 году здоровому члену партии, который прошел длительный путь ожесточенной борьбы с врагами за дело партии, за социализм, попасть в стан врагов невероятно трудно. Я этому не верю... Я себе не представляю, как можно пройти тяжелые годы с партией и потом в 1934 году пойти к троцкистам. Странно это...»80.
В этот момент Сталин прервал его и спросил: «Кто вы такой?» — и Постышев ответил: «Большевик я, товарищ Сталин, большевик!»81. После пленума, на котором критиковалась его работа на Украине, Постышева перевели на пост секретаря Куйбышевского обкома, и Куйбышев стал его последней станцией на пути к гибели.
Основной доклад о вредительстве в промышленности сделал Молотов. Он объявил главным организатором вредительства в тяжелой промышленности Пятакова. Поскольку последний занимал столь высокий пост, сказал Молотов, вредители и шпионы обладали всеми возможностями для внедрения своих людей в главки, тресты, на предприятия. Нарисовав картину экономики, пораженной вредительством, которое организовали «японо-иемецко-троцкистские агенты», Молотов отверг утверждения некоторых хозяйственников, будто выполнение и перевыполнение планов доказывают, что вредительство не представляет собой сколько-нибудь серьезной опасности. Действительно, сказал он, возглавлявшийся Ратайчаком отдел химической промышленности Нарком-тяжпрома перевыполнил планы 1935 и 1936 гг., но это лишь доказывает, что «и вредители не могут заниматься только вредительством, потому что тогда они не уцелеют». Главная ответственность за разоблачение вредителей лежит на НКВД. Но и сами хозяйственники обязаны заниматься этим. Они должны воспитывать в себе умение выявлять врагов в своей среде82.
Кульминацией пленума стала большая речь, произнесенная Сталиным 3 марта. Однако, прежде чем проанализировать ее, рассмотрим проблему, которая возникла перед Сталиным в этот момент. Чистка, начавшаяся после убийства Кирова, вылилась в два крупных процесса. Многие считали, что они позволили мстительному Сталину свести счеты со своими старыми врагами — бывшими оппозиционерами, число которых составляло несколько тысяч человек. Но значение этих процессов вышло далеко за рамки такого сведения счетов. Они должны были служить оправданием предстоящей огромной волны репрессий. Этого люди не ожидали. Они не предвидели, что будут арестованы сотни тысяч подозреваемых в заговорах, скрытно настроенных антисоветских
Он начал с характеристики ситуации, изображая ее такой, какой, по его замыслу, должен был представить ее себе народ. Иностранные агенты, утверждал Сталин, проникли во все или почти во все хозяйственные, государственные и партийные органы. Они заняли там и руководящие, и рядовые должности. А некоторые руководители как на местах, так и в столице, проявив беспечность, благодушие и наивность, не сумели выявить вредителей, шпионов и убийц. Как это могло произойти? — поставил вопрос Сталин. И ответил: не из-за отсутствия предупредительных сигналов. Такие сигналы поступали. Сперва убийство Кирова, которое продемонстрировало двуличие врагов, скрывающихся за масками большевиков; потом закрытое письмо Центрального Комитета от 18 января 1935 г., в котором мнение, будто по мере прогресса страны враг становится слабее, объявлялось «отрыжкой правого уклона»; затем закрытое письмо от 19 июля 1936 г., потребовавшее от парторганизаций максимальной бдительности. Однако эти предупреждения не покончили с беспечностью, благодушием и политической слепотой партийных товарищей. «с-ц шыгог
Для объяснения такой ситуации Сталин выдвинул несколько причин. Во-первых, заметил он, товарищи «забыли» о капиталистическом окружении, агенты которого вознамерились активизировать внутри Советского Союза вредителей, шпионов и убийц. Во-вторых, товарищи «проглядели», что современный троцкизм перестал быть политическим течением в движении рабочего класса, каким он был семь-восемь лет назад, и выродился в банду вредителей, шпионов и убийц — разбойников с большой дороги, способных на любое преступление, включая шпионаж и прямую государственную измену. Наконец, в-третьих, товарищи «проглядели» важное различие между современными вредителями и вредителями времен Шахтинского дела. В отличие от последних, относившихся откровенно враждебно к советской системе, современные троцкистские вредители — это в большинстве случаев люди с партийными билетами, которые восхваляют своих начальников и подыгрывают им ради того, чтобы втереться к ним в доверие.
Решению этих проблем, сказал Сталин, может помочь «политическое просвещение», способное научить членов партии распознавать то, к чему они до сих пор оставались слепы. Партийных и беспартийных большевиков следовало знакомить с целями и методами организуемых иностранными разведками вредительства и шпионажа. Их нужно заставить осознать, что для борьбы с современным троцкизмом прежние «методы дискуссии» не подходят, на смену призыву «овладеть техникой» должен прийти призыв «овладеть большевизмом», «покончить с нашей политической доверчивостью», а вместе с тем и с некоторыми «гнилыми» теориями.
Во-первых, с теорией затухания классовой борьбы по мере упрочения социалистического общества, поскольку его успехи лишь усиливают озлобленность врагов и подталкивают их на крайние меры для ослабления советского государства, чему охотно помогают из-за рубежа. Во-вторых, с мнением, будто вредители никогда не проявляют усердия в работе. На самом деле «настоящий вредитель» обязан порой хорошо трудиться, с тем чтобы сохранить работу и пользоваться доверием, обеспечив себе таким образом возможность заниматься вредительством. В-третьих, с представлением, будто с вредительством можно покончить путем систематического выполнения плановых заданий. Нынешние задания, заметил Сталин, слишком малы и не позволяют реализовывать огромные резервы, существующие в экономике. Кроме того, вредители намерены развернуть свою подрывную деятельность не в мирное время, а накануне или во время войны, и поэтому их надо выкорчевать загодя. В-четвертых, с надеждой, что с вредительством можно покончить, развертывая стахановское движение. В-пятых, с предположением, что троцкисты истощили свои резервы: две трети троцкистов IV Интернационала (группа Шефло в Норвегии, группа Суварина во Франции, сторонники Рут Фишер в Германии и Макса Истмена в Америке) — шпионы и диверсанты. В-шестых, с порочной концепцией, будто вредительство не создает серьезной проблемы, поскольку большевики опираются на поддержку миллионов, а троцкистские вредители по своей численности — лишь небольшая кучка людей. Для того чтобы, например, построить Днепровскую плотину, нужны миллионы рабочих, а взорвать ее способны несколько десятков человек. Несколько шпионов в штабе армии или даже дивизии могут выдать врагу военные планы.