Сталинград
Шрифт:
В двадцатых числах сентября 1942 года Григорий Шелехов сидел в подвале разрушенного дома на Республиканской улице и курил самокрутку, свёрнутую из последних крошек табака.
- Даже без жратвы жить легче, чем без курева!
Утром после мощнейшей артподготовки остатки пехоты батальона, а также повара, санитары, кладовщики и тому подобная тыловая шушера пошли в безуспешную атаку и остались лежать на узкой нейтральной полосе.
- Прямо затишье. – Подумал он, хотя кругом
Словно в ответ начался невыносимый артиллерийский обстрел советских позиций. Земля дрожала, с потолка на головы спящих красноармейцев сыпались побелка и куски штукатурки. Со ступенек ведущих наверх в подвал синхронно свалились Лисинчук и командир роты Кошевой.
- Переждём тут! – велел старший лейтенант.
- К тому же Шелехов здесь. – Обрадовался Павел и попросил: – Пантелеевич оставь докурить…
- Хорошо воюете, товарищ Шелехов… Я за Вами наблюдал!
- Стараюсь.
- Вы же не из нашей дивизии?
- Остался здесь, когда моя 33-я гвардейская дивизия сдала вам позиции.
- Тогда понятно!
Григорий протянул Лисинчуку малюсенький окурок. Тот воткнул в него тоненькую проволочку, чтобы не обжигало пальцы и, держась за неё жадно затянулся:
- Красота!
- Шелехов... – задумчиво сказал Михаил, отряхивая шинель. – Где я слышал эту фамилию?
- Мало ли на свете совпадений! – поспешно сказал Григорий и перевёл разговор:
- Сильно пуляют?
- Снарядов не жалеет…
- Особенно противно стреляют две немецкие мортиры калибра 210 миллиметров. – Признался Кошевой и свёл соболиные брови.
Ту же послышался далёкий выстрел, потом целую минуту с диким завыванием снаряд набирал высоту и обрушился где-то рядом.
- «Чемодан» более ста килограммов весом!
- Воронка от него глубочайшая и широчайшая!
- Целый дом туда влезет!
Земля от взрыва ходила ходуном. И так продолжалось час за часом. Каждый прислушивался к своей судьбе: когда же, наконец, угодит в нас?
- Давайте, что ли поговорим, - предложил Михаил, - сидеть нам как видно долго.
- Точно, расскажем интересные случаи из жизни…
Худой и бледный младший сержант с охотой откликнулся на предложение.
- Я сам из Ленинграда. – Откашлявшись, начал он.
– Иду я ранней весной этого года по блокадному городу, едва ноги тащу… Вдруг мимо несётся грузовик. Взвыл на повороте, свернул резко, а из кузова посыпалось что-то. Гляжу - мёрзлые покойники. Они там, в кузове сложены штабелем, а по углам двое поставлены для упора.
- Стой, - кричу, - гад! Подбирай!
А водитель в ответ: «Некогда, иди в задницу!»
Почти никто не отреагировал, к смерти привыкли. Она больше не вызывала ни слёз, ни смеха. Павел Лисинчук молча расстегнул штаны, выворотил огромную мужскую часть, и спросил:
-
Последовала недоумённая пауза.
- Ты што Паша сдурел? – удивился Григорий и пояснил: - Не в энтом обществе следовало бы демонстрировать свои достоинства…
- Да нет, вы глядите, глядите!
– настаивал Лисинчук и куда-то тыкал пальцем.
Тут все заметили белый шрам, пересекающий мужское великолепие бравого сержанта. Не торопясь, Павел застегнул штаны и поведал следующее:
- В январе я был ранен в руку, задело мякоть плеча. Ноги целы, и я побрёл своим ходом в медсанбат. Выбравшись из-под обстрела, я уже почти дошёл до палаток с красным крестом, но остановился по малой нужде. Вытащил «дружка», но тут рядом разорвалась мина… Ты же знаешь, Пантелеевич меня на шахте «трехногим» за размеры звали…
- Так вы раньше были знакомы?
- Пустое! – отмахнулся Григорий.
- Тут обнаружилось, что самое важное место в теле мужчины рассечено осколком мины напополам! – вдохновенно продолжал Павел.
– Кровь пока не шла - очевидно, получился какой-то спазм… Но стоило мне об этом подумать, как началось обильное кровотечение.
- Проблема прямо скажем большая! – ухмыляясь, сказал Григорий.
- Зажал я рану в кулаке, и побежал в санчасть, - не обращая внимания на сарказм, рассказывал сержант, - где сразу, очень удачно, попал на операционный стол.
- «Дело дрянь, - сказал молодой хирург, - придется ампутировать!»
- Ни в коем случае!.. Умру, но с ним…
Все кто сидел в подвале покатывались от хохота. Кошевой мелко икал от смеха, не в силах вдохнуть полной грудью.
- Я себе думаю: «Всю жизнь он мне нормально с бабами общаться мешал, а теперь из-за него ещё и погибать...»
- За такой агрегат не грех и умереть…
- Я потребовал, чтобы оперировали без наркоза. – Хихикая сказал Лисинчук.
- Само собой, усыпят да оттяпают! – со слезами на глазах вставил Григорий.
- Было больно, аж зелёные круги перед глазами!.. Затем меня попутным самолётом отправили в тыловой госпиталь Ярославля, и всю дорогу молоденькая сестричка зажимала рукою не окончательно заделанную рану.
- Первый раз в руках держала? – издевались ржущие сослуживцы.
- Не знаю, но сестричка смущалась и хихикала. – Павел изобразил на физиономии смущение.
– В Ярославле опытный хирург, пожилая дама, полковник медицинской службы, сделала ещё операцию - и удачную… Потом последовало лечение, усиленное питание - надо было восстановить потерю крови. Наконец всё заросло. Однажды хирург вызвала меня к себе и сказала: «Сержант, вы здоровы и можете отправляться в часть. Но ваш случай редкий, и мы в научных целях хотим сделать эксперимент. Даю вам неделю отпуска, двойной паёк... Попытайтесь познакомиться в городе с женщиной и проверьте себя!"