Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду
Шрифт:
— Куда ж она делась? — спросил я.
— Кто?
— Пуля куда пошла?
— Она, должно быть, в кости застряла, в крестце, — подсказал Джатиев.
— Мочились, товарищ подполковник?
— Нет, очень хочу.
— Надо посмотреть мочу, не задела ли пуля мочевой пузырь.
— Куда помочиться?
— Ведро вот есть.
— Правильно, надо помочиться. Уже невтерпеж. Повязку сначала наложите, — руководил оказанием себе помощи Джатиев.
— Сейчас, — сказал я.
Достал комплект «ПФ», спиртом обработал кожу вокруг раны. Пальцем ощупал кожу вокруг раны и нащупал бугорок, при надавливании на который отмечал болезненность. Это могла
Прибежал командир роты, замполит. Опросили, тяжелое ли ранение, как это случилось. Он всем ответил:
— Ехал в медсанбат соседней дивизии договориться, чтобы брали наших раненых. В госпиталь, в Бекетовку, возить далеко. Захотел по-маленькому, остановил машину в открытой степи, вылез и только закончил, как что-то стукнуло меня в крестец и обожгло, как каленой проволокой проткнули. Ахнул, рукой пощупал, а она в крови. Понял, что ранен, должно быть, случайной пулей. Выстрела не слышали. Вот как это случилось, — закончил он.
— Доложить командиру бригады? — спросил Михайловский.
— Не надо. Завезут меня хлопцы в ближайший медсанбат, там вытащат пулю, и как не было. Немножко полежу, согреюсь, и поедем.
— Надо ли вам что, товарищ бригврач? Может, покушать что?
— Спасибо, пока ничего не надо.
— Отдыхайте. Разрешите идти?
— Да, идите, занимайтесь своими делами.
Они ушли. Джатиев обратился к нам:
— Так, как я сказал, так и было. Если будут спрашивать, так и говорите, поняли?
— Так точно, — вытянулся Гомельский, несколько приободрившись.
— Поняли, — ответил я.
— Так точно, — ответил водитель.
— А тебя, Гомельский, прошу поехать в медсанвзвод, сказать об этом Гасан-Заде, он доложит командованию, и прошу привезти сюда Нину. Она мне поможет. Как-никак — операционная сестра.
— Слушаюсь, — ответил Гомельский, — разрешите ехать?
— Езжайте. Говорите, как я сказал.
— Будет исполнено!
И Гомельский пошел к выходу. Я и водитель пошли за ним. Возле машины спросил, как же это произошло. Гомельский помялся немного и рассказал следующее.
Во всем этом, оказывается, был виноват я. Когда-то мне понравился его шестнадцатизарядный пистолет «Вальтер». Он обещал достать и мне и достал. Когда Джатиев пригласил его поехать с ним в медсанбат 38-й стрелковой дивизии, с которой бригада взаимодействует, чтоб договориться о возможности эвакуации наших раненых к ним, Гомельский предложил заехать к нам в роту. Джатиев согласился. Мой друг захватил пистолет с собой, чтобы отдать мне. После медсанбата они поехали в наше расположение. Бригврач сидел рядом с водителем, а Гомельский сзади, за железной печкой, на боковой скамье. Решил посмотреть пистолет, который вез мне. Стал возиться с ним, вынимал магазин, заправлял, и внезапно произошел выстрел в машине, и Джатиев вскрикнул, схватившись руками ниже поясницы. Гомельский потерял дар речи, и его всего сковало. Водитель остановил машину,
Джатиев приказал ехать ко мне. Были уже близко. Пуля прошла через две стенки железной печки, сиденье и, ослабленная этими препятствиями, вошла в мягкие ткани ягодицы и уперлась в крестец. Первым сообразил, что все окончилось благополучно, сам Джатиев и версию придумал более или менее возможную, чтобы в нее поверили. Так все получилось по моей вине, как выразился Гомельский. Он уехал, «Вальтер» отдал мне и предупредил, чтобы не повторил подлый закон парного случая.
Пистолет спрятал в сенях. Джатиеву согрел чай, из кухни принесли консервы, хлеб, сахар. Попросил он немного спирта и принял внутрь, чтобы продезинфицировалась рана, как он выразился, и чтобы отойти от пережитого страха.
За время общения он произвел очень хорошее впечатление. Шутил, много рассказывал смешного, а о себе мало. Родом из Осетии. До нашей бригады занимал большой медицинский пост во фронте. Но что-то случилось, и был направлен бригадным врачом к нам. Его жена Нина (если она была настоящей его женой, ибо лет на двадцать моложе его) работала операционной сестрой в госпитале. Надеялся, что она разберется с ним, и поэтому решил ждать ее. Под вечер пришла санитарная машина с этим же водителем. Приехала Нина, осмотрела рану, сделала перевязку и решила утром отвезти его в какой-то медсанбат или госпиталь и извлечь пулю. Я им уступил медпункт, принес ужин из того, что готовили отдельно для командира, и еще мясные консервы. Так распорядился наш командир. Ушел на ночь к Манько. Забрал и водителя санитарной машины.
Поступил приказ к утру всю военную технику, находящуюся на ремонте в роте, отправить в подразделения. Стояли два танка Т-70 и несколько колесных машин. Предстояла работа для основной массы личного состава до утра следующего дня.
Всю ночь в мастерских шел ремонт танков и колесных машин. Во время работы люди мерзли. В одной из кошар топилась печка-бочка, у которой периодически грелись и курили. В кошаре свободно гулял ветер, местами намело снега. Трудно было на улице возле танка, продуваемого со всех сторон. Гусеницу заменили еще днем, а сейчас производили сварочные работы. Второй танк стоял под навесом, возились возле него оружейники. Заменили пушку. Заклинивало башню. С этим долго возились и к утру все же привели в порядок. Стоит возле наших машин темно-серый «опель-капитан», как заноза. Вмятин уже нет. Новое крыло поставили, заменили разбитую фару. Больше не пробовали заводить, тянут его за собой на прицепе. Наумов его не сжег, как грозился, а все остальные махнули на него рукой. Командиру эта машина нужна и тянет за собой.
Ночью приходили машины из подразделений, нагружались боеприпасами, горючим и уходили на передовую. Как только ориентировались они в степи? Дороги замело. Утром на санитарной машине Джатиев с Ниной уехали в медсанбат 204-й стрелковой. Ушла и наша грузовая машина с запчастями к ремонтной группе в район станции Воропоново.
Ожидалось крупное сражение по всему фронту окружения. Готовились и наши. От приезжавших водителей узнали, что наши войска, в том числе и подразделения бригады, все еще ведут упорные бои за Воропоново, которой овладеть пока не удается.