Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944

Гогун Александр

После войны подпольщики по понятным причинам не хвастались такими «проказами», однако их показания, в общем, подтверждают правоту М. Кузьмина.

Во всех приведенных выше свидетельствах указывается, что вши доставлялись из Славуты в славутский лагерь военнопленных, где использовались для того, чтобы заражать охрану, т. е. сыпного тифа изначально в лагере не было, иначе было бы проще и, самое главное, безопаснее, собрать насекомых на месте.

Также Одуха сообщал, что «при славутской поликлинике инфекционное отделение было разделено на два отделения — одно отделение, где были инфекционные больные, и другое отделение, где скрывались наши работники под видом инфекционных больных, скрывались наши подпольщики. (…) Доктор Михайлов. большую работу провел по организации и пополнению партизанских групп, находящихся в лесу, за счет людей, выведенных из больницы и из лагерей» [878] .

878

Стенограмма

беседы Одухи с научным сотрудником ЦК КП(б)У Е. Поповым о Ф. Михайлове, 22 июля 1945 г. (ЦДАГО. Ф. 166. Оп. 2. Спр. 121 а. Арк. 6, 8).

Одним из таких людей стал военврач Ибрагим Друян, оставивший после войны мемуары с патетическим названием «Клятву сдержали», имея в виду клятву Гиппократа. По свидетельству Друяна, эпидемия сыпного тифа началась не ранее середины февраля 1942 г. Это совпадает по времени с проведением второго расширенного заседания межрайонного подпольного комитета Михайлова [879] , где, помимо него самого, присутствовало еще трое врачей, двоих из которых ему ранее удалось вытащить из слаувутского лагеря военнопленных. На этом совещании Одуха впервые узнал о начале «бактериологической войны» и получил свое первое, описанное выше, «медицинское» задание.

879

Там же. Арк. 5.

Как вспоминал Друян, против стихийного (?) бедствия ослабленные голодом бывшие красноармейцы ничего не могли поделать: «Санитарные нормы в бараках не поддерживались. Помещения не отапливались, белье никогда не менялось, от верхней одежды остались одни лохмотья. Скученность в блоках была огромная, дезинфекция там никогда не проводилась. Мы были буквально обсыпаны вшами.

С началом эпидемии сыпного тифа положение врачей еще более усложнилось. Единственное, что мы могли в этих условиях сделать, это наладить круглосуточное дежурство у каждой группы больных. Мы меняли им компрессы, поили водой.

Сыпняк перекинулся и на врачей. Первый заболел я. Как-то вечером я почувствовал, что меня начинает знобить, стала кружиться голова. Сразу понял, что болезнь добралась и до меня, и обратился к Симону с просьбой осмотреть. Он поставил диагноз — тиф.

Ночью мне стало еще хуже. Жар усилился, и я потерял сознание.

Болезнь длилась долго. Я пластом отлежал более трех недель. И все это время у моих нар находился Симон. Он делал все возможное, чтобы спасти мне жизнь. С помощью [завербованного Михайловым переводчика коменданта лагеря Александра] Софиева он достал немного сердечных лекарств» [880] . Более того, Друян, вместе с группой других больных пленных, заботливо отобранных врачами-подпольщиками, был переведен из лагеря в больницу в г. Острог. Там всех их поставили на ноги, а потом вернули в лагерь с заданием бороться с эпидемией. В мае 1942 г. с помощью Михайлова Друян бежал в лес к Одухе.

880

Друян И. Л. Клятву сдержали. Минск, 1975. Глава «Плен». URL:lib.ru/memo/russian/druyan/02.html

Славутский лагерь, первые полгода своего существования бывший обычным лагерем военнопленных № 357, после разгула заразы был превращен немцами в «Гросслазарет 301», куда свозили больных, оставляя умирать. Подполье, тайно распределявшее медикаменты «среди своих», просуществовало за колючей проволокой до самого конца оккупации.

Вероятно, немцы все же заподозрили присутствие «чуждой силы». Один из обвинительных актов советской стороны в Нюрнберге содержал, среди прочего, следующие сведения: «В “Гросс-лазарете” периодически отмечались вспышки заболеваний неизвестного характера, называвшиеся немецкими врачами “парахолерой”. Заболевание “парахолерой” было плодом варварских экспериментов немецких (? — А. Г.) врачей. Как возникали, так и заканчивались эти эпидемии внезапно. Исход “парахолеры” в 60–80 процентов случаев был смертельный. Трупы некоторых умерших от этих заболеваний вскрывались немецкими врачами, причем русские врачи-военнопленные к вскрытию не допускались» [881] .

881

Нюрнбергский процесс: Сборник материалов / под ред. К. П. Грошенина, Р. А. Руденко, И. Т. Никитченко. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 1954. Т. 1. С. 464.

Согласно данным Чрезвычайной государственной комиссии, в «Гросслазарете» от эпидемий и голода умерло около 150 тыс. человек. Если гипотеза о заражении пленных агентурой верна, то ответственность за их гибель михайловцы делят с немцами,

т. е. речь может идти об очередной советской фальсификации на Нюрнбергском процессе, по масштабности вполне сравнимой с Катынским делом, а то и превышающей его.

В конечном счете операции Михайлова были должным образом оценены Системой. В 1965 г. ему было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, именем руководителя подполья в Славуте назвали улицу, парк, швейную фабрику и Центральную районную больницу, рядом с которой бывшему главврачу установили памятник.

И очень похоже на то, что Михайлов действовал не по собственному почину, а по заданию спецслужб, причем не НКВД, а разведорганов Красной армии (с 16 февраля 1942 г. — ГРУ), точнее — разведывательного управления штаба Юго-Западного фронта.

Выглядит так, что завербован он был еще в годы Гражданской войны. С осени 1918 по начало 1919 г. Михайлов прошел подготовку командного состава флота в Петрограде, после которой в апреле-мае 1919 г. «участвовал в боях против Юденича в составе отдельного морского корпуса в качестве разведчика» [882] . Далее — по октябрь 1919 г. — он служил радиотелеграфистом учебного отряда Кронштадтской базы РККФ, потом — до января 1920 г. — начальником команды связи при штабе обороны Ленинградского района. Далее, несмотря на изгнание из партии, бывший краснофлотец закончил институт и сделал успешную карьеру. Причем за 14 лет сменил 7 мест работы в разных регионах, к тому же в основном на руководящих должностях — главврачом, т. е. заведующим больницами [883] . За это же время он 7 раз проходил военные сборы продолжительностью от 20 до 90 дней [884] . Вероятно, что Михайлова держали в качестве «внутреннего» агента армейских служб, не исключая возможность его оставления на местности при отступлении РККА.

882

Анкета, заполненная Ф. Михайловым, заверена ВРИД Славутского райвоенкома, предп. 8 февраля 1941 г. (ЦАМО. Фонд личных дел. Дело Михайлова Ф. М. № 1846826. Л. 2). Автобиография Ф. Михайлова, 8 февраля 1941 г. (Там же. Л. 7).

883

Там же. Л. 2 об.

884

Там же. Л. 4 об.

Вышедший в 1971 г. в Москве советский панегирик «Подвиг доктора Михайлова» написали не чекистские, а штатные военные борзописцы: Альберт Доманк и Максим Сбойчаков. Согласно этому очерку, из оккупированного Житомира в Славуту в 1941 г. Михайлова с поручением создать подпольную сеть направил некий таинственный «товарищ Константин» [885] . Именно в армейских спецслужбах времен войны в качестве оперативных псевдонимов обычно использовались имена: «дядя Петя», «Ким», «Дора», «Рамзай» и т. д.

885

Доманк А., Сбойчаков М. Подвиг доктора Михайлова. М., 1971. С. 9.

В выпущенной теми же авторами книге «Шепетовские подпольщики», рассказывается о сети, связанной с группой Михайлова. Причем возглавлялась эта группа человеком, носившим оперативный псевдоним «дядя Ваня». Ему подчинялся некий «дядя Жора». Именно врачам-агентам шепетовской организации первым пришла в голову мысль вывозить узников шепетовского лагеря военнопленных под видом умерших [886] .

На запрос в архив Службы безопасности Украины был получен ответ: никаких данных о Михайлове там нет, т. е. оперировал он не по заданию НКВД УССР.

886

Доманк А. С., Сбойчаков М. И. Шепетовские подпольщики. М., 1972. Passim.

В конце 1941 — начале 1942 г. представители группы Михайлова регулярно встречались с житомирскими «подпольщиками», у которых была связь с «подпольщиками» Киева. Последние, в свою очередь, поддерживали контакты «с Москвой». Антон Одуха, по его словам, весной 1942 г. поддерживал связь с киевскими «подпольщиками», о которых ему не было известно ничего [887] .

Информация о деятельности спецслужб Красной армии по советской традиции обладает куда большей степенью секретности, нежели чем сведения о «рыцарях щита и меча».

887

Стенограмма беседы Одухи с научным сотрудником ЦК КП(б)У Е. Поповым о Ф. Михайлове, 22 июля 1945 г. (ЦДАГО. Ф. 166. Оп. 2. Спр. 121 а. Арк. 5).