Сталинские соколы. Возмездие с небес

Сапрыкин Станислав Рудольфович

Вдалеке показался еще поезд. Мы разделились. Первый самолет произвел атаку, но что-то случилось и он, кренясь влево, развернулся в сторону наших. Расстояние между моим Илом и поездом быстро сокращалось. Как и в первой атаке, я полого спикировал «на ход» состава и, ведя огонь из пушек и пулеметов, с дистанции в пятьсот метров произвел пуск четырех РС с одного захода, постаравшись с первого раза нанести как можно больший урон поезду. Я заметил открытые платформы затянутые брезентом и маскировочной сеткой. Если на платформах были танки, то большого ущерба им я не нанес, но мне опять повезло, от огня моего самолета взорвался паровоз, вагон полез на вагон, мы облетели остановившийся состав, как минимум двенадцать вагонов были повреждены, дело было сделано, и я развернулся домой.

При проходе линии фронта мы попали

под сильный огонь зениток, осколками разорвавшегося снаряда была повреждено остекление фонаря, отказало несколько приборов, но Ил-2 летел и он довез нас домой, сохранив устойчивость и управляемость. Когда сели и покинули кабины, я обнаружил что киль и полотняная обшивка руля поворота имеют значительные повреждения. Больше из вылетевшего звена никто не вернулся. Два самолета упали уже над нашей территорией, не дотянув до нормальных площадок, экипажи погибли, третий Ил, тот, что производил со мной атаку состава, пропал где-то за линией фронта, летчик и стрелок, скорее всего, погибли.

Учитывая потери последнего месяца, в полку я стал считаться опытным летчиком и был назначен ведущим пары, моим ведомым стал молодой летчик Володя Алексеев, незадолго до этого прибывший с пополнением. Но полетать за линию фронта в качестве начальника мне не пришлось. Устранение повреждений самолета затянулось на длительное время, а с учетом предшествующих потерь техники не хватало. Прикованный к земле я стал заочным свидетелем боев лета-осени 1943 года в районе Изюма, Барвенково, Запорожья. Весной 1944 года полк дошел до Одессы. Затем полк перебросили в Прибалтику. Командир полка майор Захарченко включил меня в группу летчиков отправленных за новыми самолетами. Так получилось, что в родной полк я больше не вернулся. В командировке я познакомился с подполковником Новиковым командиром 34 бап. Его полк только что был выведен из района боевых действий и переведен в резерв для доукомплектования и переформирования. Ему понравилась моя техника пилотирования на облете Ил-2, случайным свидетелем которого он стал. Нам случилось встретиться в летной столовой, не смотря на разность наших званий, мы разговорились, и Новиков предложил перейти к нему в бомбардировщики. Там же я подружился с Владимиром Шучаловым – двадцати шести летним стрелком-радистом из 34-го полка, мы сошлись с ним на почве обоюдной любви к лошадям. Володя до перехода в авиацию служил в кавалерии, а для меня, выросшего на Алтае, лошадь была основным транспортом и развлечением. Недолго думая, я подал рапорт, но пока ждал прихода официальных бумаг, бомбардировочный полк вернулся на фронт, а меня, определили в 11-й запасной бомбардировочный авиаполк. Ехать надо было к «черту на кулички» – в Азербайджан. Там, в Кировабаде находилось четыре учебных эскадрильи, в которых готовились летчики на новую технику, поступившую по ленд-лизу. В Кировабад я прибыл в конце ноября 1944 года. В четырехэскадрильном полку две первые эскадрильи готовили бомбардировщиков, третья и четвертая – истребителей. Естественно, я рассчитывал попасть в число бомбардировочных экипажей, но меня, по какой-то нелепости, зачислили в третью эскадрилью. Наслаждаясь сравнительным теплом юга после озноба российской поздней осени, мы стали ждать прибытия новых самолетов. Те поступили в полк к середине декабря, пригнанные перегонщиками из Ирана. Помню, как мы в первый раз пошли осматривать принимаемые самолеты. Технику давно ждали, но в тот день я был вне части и, когда вернулся в полк, первые самолеты уже сели.

– Пошли «Сандерболты» смотреть – позвали меня ребята с третьей эскадрильи.

– Что это за «Сандерболты» такие? – спрашиваю.

Пришли на летное поле, где стояли новые самолеты. «Сандерболт» оказался большим, но одноместным самолетом, он был длиннее и выше чем Ил-2, но с меньшим размахом крыла.

– Судя по всему, нагрузка на крыло у него «истребительная» или как у «пикировщика»– сказал кто-то из окруживших самолет летчиков. По форме новый самолет напоминал лежачий раздутый сапог или молочный кувшин, увенчанный спереди огромным четырехметровым четырехлопастным винтом.

– Что за птица такая – слышались возгласы удивления. одноместный как истребитель, но большой и тяжелый как бомбардировщик?

Подошел комэск.

– Это Р-47 американский тяжелый истребитель, но может использоваться и как

бомбардировщик и как штурмовик, а оборонительного вооружения на нем нет, уходит за счет скорости или пикированием, мотор у него больше двух тысяч коней, нам их свыше ста штук гонят.

Это потом, в процессе обучения я понял все слабые и сильные стороны «Сандерболта». Летчикам-истребителям этот самолет казался тяжелым и инертным, не способным на быстрое маневрирование и, не смотря на мощный двигатель медленно разгоняющимся в горизонте. Но мне, как бывшему штурмовику – «воздушному танкисту», привыкшему к вялому реагированию на отклонение рулей, самолет понравился. устойчивый, простой в пилотировании, с хорошо оборудованной просторной кабиной. Более всего удивляло, что этот истребитель мог брать бомбовую нагрузку в два раза превышающую бомбовую нагрузку Ил-2. Пушек не было, зато было восемь крупнокалиберных пулеметов. Только к одному я ни как не мог привыкнуть. к отсутствию стрелка с задней полусферы.

Мои навыки в техники пилотирования штурмовика позволили в числе первых вылететь на Р-47, всего до конца года 11-й ЗБАП подготовил двенадцать летчиков.

Из нас создали отдельную эскадрилью и мы, понимая, что война скоро закончиться, стали ждать направления в боевые части, со смешанным чувством. желая быстрее попасть на фронт и успеть лично еще что-либо сделать для победы и, понимая, что дошли уже почти до конца войны и выжили.

С отправкой «Сандерболтов» во фронтовые части командование не спешило.

Вначале нам сообщили, что мы полетим в тыл Украинских фронтов и вольемся в истребительные полки ПВО Юго-Западного округа.

Затем нас хотели направить в заполярье в авиацию ВМФ, кажется в 255-й ИАП для сопровождения бомбардировщиков и атаки морских конвоев. В конце концов, нашу отдельную эскадрилью отправили на Балтику для ведения разведки и поддержки боевых действий Балтийского флота.

К тому времени Финляндия вышла из войны и обстановка на Балтике изменилась в нашу пользу.

Судьба все же еще раз свела меня с 34-БАПом. В начале февраля наша отдельная эскадрилья в обстановке строжайшей секретности была переброшена на Балтику. Во время перелета мы сделали промежуточную посадку на аэродром, где базировался 34-й полк. Там я встретил радиста Шучалова, мы радовались как дети, что оба живы и можем вновь пообщаться.

9 февраля, когда самолеты полка бомбили фортификационные сооружения и подходы крепости Познань, перед нами поставили задачу нанести удар по железной дороге в районе города – важному железнодорожному узлу уже разрушенному в результате бомбардировок союзников и частично восстановленному немцами.

Взлетели в 11.30 в условиях ясного зимнего дня с редкой, но низкой облачностью, загрузив по паре двухсот двадцати семи килограммовых бомб, с установками вмещающими по три 127-мм ракеты под каждой плоскостью, не считая пулеметного вооружения. Пошли звеном из четырех «Сандерболтов» под прикрытием звена истребителей.

Взлетаю, волнуясь – первый боевой вылет на новом самолете, да и учебный налет получился небольшой. Бомбить железные дороги на штурмовике мне уже приходилось, но как поведет «Сандерболт» и насколько хорошо я смогу справиться с истребителем который тяжелее Ил-2 в полтора раза.

Набираем высоту на скорости двести пятьдесят – триста километров в час, ища угол атаки, дающий максимальную скороподъемность. Самолет набирает высоту вяло, почти как Ил, чувствуется необычное сочетание большой мощности и инертности. А ведь именно на большой высоте раскрываются лучшие качества Р-47. Для меня же полет на высотах более четырех тысяч метров это уже приключение.

Проходим над Познанью почти на пятикилометровой высоте, зенитные орудия не стреляют, наша цель дальше. Над железной дорогой появляется пара истребителей противника, их сразу же отсекает от нас звено прикрытия. По связи командир группы сообщает, что видит двигающийся по восстановленному участку дороги поезд. Не видя цели, следую за ведущим, отпуская его для атаки, захожу с пикирования почти переворотом, скорость растет до шестисот километров в час. Целюсь в обнаруженный поезд через пулеметный прицел, неожиданно встретив зенитный огонь, понимаю, что захожу не совсем под удобным ракурсом. наискось по ходу состава, но, желая быстрее выйти из-под обстрела, сбрасываю пару бомб и ухожу верх, пристраиваясь к ведущему.