Сталинский диптих

Геллер Леонид Михайлович

— Одного человека пока не достаёт, — вздохнул Тутаев. — Девятнадцать нас.

— Лен, а не хочешь вступить в нашу фракцию? — пришла в голову мне неожиданная мысль. — Понимаешь, надо двадцать человек…

— Какую фракцию? — не поняла прокурорша, но, судя по тому, что девушка нахмурилась, слово это ей не понравилось.

— Толя немного неправильно выразился. По новому регламенту, который приняли сегодня, заявления, декларации или обращения, внесенные на Съезд не менее чем двадцатью депутатами, распространяются в качестве официальных документов Съезда, — попытался

отодвинуть меня Валя, которому я частично загораживал вид на девушку.

— А, поняла! — улыбнулась Лена. — Тогда надо сто человек собирать, ведь сегодня уже решили, что по требованию не менее ста депутатов можно организовать поимённое голосование, — удивила меня девушка.

Оказывается, этот момент я, похоже, благополучно прослушал. А вот прокурорша, видишь, не только услышала, но и сразу отметила важность подобных объединений.

Кстати, мысль про фракцию — ну, или пусть группу, если так понятнее, — пришла мне буквально перед самым съездом. Я тогда, особо не раздумывая, предложил её Власову. На удивление он поддержал меня сразу. Я уж готовился к долгим объяснениям, аргументам и, может, даже к демонстрации той самой притчи с веником и прутиками: мол, поодиночке нас легко сломать, а вместе мы сила. Но не пришлось! Власов просто кивнул и сказал:

— Хорошая мысль, Толя. Я дам тебе своего человека. Надежного. Он мне многим обязан, да и вообще… Он этим и займется! Вот, считай, вас уже двое есть.

— Нас восемь человек! — с гордостью сказал я, давая понять, что времени зря не теряю. — Ну а вместе с вашим надёжным парнем, может, и ещё кого привлечем!

На самом деле у меня были отрывочные воспоминания из будущего, что какая-то фракция из самых отъявленных деятелей перестройки в итоге будет организована. Смотрел же по телевизору те самые заседания, газеты читал, где писали про этих «новых лидеров». Тогда это казалось скучным фоном, но теперь… теперь это моя реальность.

Боже мой, какой наивный глупец я был в то время! Например, о том, что СССР окончательно развалился, я понял далеко не сразу. Ну, был СССР, стало СНГ — пожал плечами я на белорусское «соглашательское» предательство. Тогда мне, как и многим другим, это казалось просто сменой вывески, а не концом целой эпохи. Точно так же я не осознал возможные последствия событий 93-го года. Меня, кстати, звал знакомый приятель митинговать в Москву к Руцкому, но я не поехал — закрывал хвосты в институте. Впрочем, отказ ратифицировать Беловежские соглашения тогда парламенту зачёлся, но это было слабым утешением. Всё уже было решено, всё уже катилось вниз.

— Отлично, Лен! — обрадовался я, довольный её согласием. — Ну что, идём обедать?

— Да, конечно! — ответила Лена, прерывая общение с Валентином и блеснув на прощание ему своей фирменной улыбкой.

— Толя, я с вами. Побеседуем… — попытался упасть нам на хвост Тутаев.

Но на этом он не остановился. Без всяких прелюдий парень повернулся к прокурорше и выдал:

— Лена, а вы замужем? Я лично не женат!

— Илья, обсуди с Валентином будущий состав группы, — сказал я подошедшему другу, кивнув в сторону Тутаева.

Илья, как всегда, действовал

уверенно, хоть и явно не понял матримониальных устремлений Валентина. Он «нежно» схватил того за руку, не давая далеко уйти.

Отлично. Теперь никто мне не помешает пообщаться с Леной. А вот ещё и Карамчаков с эскалатора раздевалки к нам идёт…

Банкетный зал оказался высоким — метров семь — и по-настоящему впечатляющим помещением. Располагался он прямо над залом заседаний и легко мог вместить пару тысяч человек! Подвесной потолок в нём поддерживался рядами боковых колонн, облицованных мрамором и чеканным анодированным алюминием. С трёх сторон зал окружала открытая терраса, откуда открывались потрясающие панорамные виды на Кремль и Москву!

Подошедший к нам дежурный метрдотель церемонно указал на место около пальмы, вроде как настоящей!

— Я на минуту, — скромно сказала прокурорша и ушла, очевидно, попудрить носик.

Кладу на стол наши с Леной талоны и сверху добавляю четвертак.

— Цветы есть?

— Ещё столько же — и будет пять роз, — не моргнув глазом, ответил ушлый официант. — Но не советую, с цветами потом будет неудобно девушке в зал возвращаться. На эти деньги могу принести вам особое блюдо от нашего шеф-повара и десерт! Мы его обычно не подаём делегатам…

— Мы депутаты, — поправил я. — Ну, давай так. Удиви — что у вас за особое блюдо? И на чай сразу возьми.

— Там так красиво! И вообще… тут прямо целый город: почта, переговорный пункт, киоски, экскалаторы везде! — возбужденно сообщает мне вернувшаяся за стол Лена.

Блюдо от шеф повара оказалось жульеном в горшочке.

— Что за грибы? — насторожено спросила девушка, пробуя блюдо. — А вкусно!

— Шампиньоны, — равнодушно ответил я.

— Никогда не ела, даже не слышала!

— Слушай, а что там тебе ещё брат рассказывал? Он кто — милиционер? — решил перейти я сразу к интересующему меня вопросу, но меня перебили.

— О! Вот вы где! — к нам подходит Генка Лешнёв.

— Что-то случилось? — насторожился я. Лешнёв и так парень с характером, а тут его явно задели за живое.

— Да поцапался тут с одним грузином! «Отравили, забили детей и женщин лопатками…» Урод! Хотелось врезать! Не, ну ты слышал, что сегодня сказал этот лысый хрен из Латвии?

Генка был возмущён до крайности. Его пудовые кулаки то сжимались, то разжимались, а в глазах читалось явное желание пустить их в ход. Казалось, только подай ему сюда этого грузина или латвийского оратора, и разговор закончится очень быстро… и больно для одной из сторон.

— У Лены вот брат там был. Знакомься, кстати, — прерываю я Генку. — Лена Миндубаева.

— Очень приятно! — улыбнулась девушка. — Да, у меня брат целый месяц там был. А вообще, он учится на третьем курсе ГВШ МВД в Горьком.

— Любопытно, — произнес Лешнёв, сразу успокоившись, и присел, с интересом разглядывая прокуроршу.

Да что она всех мужчин, как магнит, к себе тянет? Симпатичная, конечно, но не более того: ни буферов, ни задницы. Да даже ног из-под строгой форменной юбки и тех не видно… Улыбка? Вот это — да, приятная.