Сталинский террор в Сибири. 1928-1941
Шрифт:
Смена руководства происходила в напряженный момент для партийной элиты. Чистка добралась до верхних этажей партии, и безопасного существования не чувствовал уже никто. Эйхе отправил в камеры НКВД большую часть своего аппарата. С его санкции были арестованы председатель крайисполкома Ф.С. Грядинский, второй секретарь крайкома В.П. Шубриков, члены крайкома Г.Т. Тимофеев, Б.В. Игрицкий, Н.П.Милютина, Н.Г. Пантюхов, М.Г. Тракман, А.И. Колотилов и много других представителей номенклатуры. Алексееву предстояло продолжить уничтожение остатков старого аппарата.
Новые секретари, подобные Алексееву, выдвигались в этот период повсеместно. Этих людей уже не связывали никакие моральные ограничения и личные обязательства
Алексеев довел до конца дело, начатое Эйхе. Уже через месяц после вступления в должность он сообщал своему покровителю в Политбюро, Жданову, о том, что не доверяет ни одному члену Новосибирского обкома, за исключением начальника УНКВД Горбача. Алексеев писал:
«Дорогой Андрей Александрович!
Считаю своим долгом рассказать Вам о положении в Новосибирской области. Прямо должен заявить, когда ехал сюда, я не представлял той сложной обстановки, которая сейчас выясняется…
Сейчас уже ясно, что значительная часть руководящих партийных и советских работников замешана в связях и покровительстве врагам народа, а некоторые из них являются прямыми участниками троцкистско-бухаринской банды…в составе бюро оказались нескомпрометированными один член бюро тов. Горбач — нач. УНКВД и один кандидат в члены бюро тов. Зайцев — зав. сельхозотделом обкома.
…работа по выкорчевыванию врагов народа… не получила должного размаха. Вследствие этого корни до конца уничтожены не были.
…несмотря на тщательную подготовку материалов и применение всего опыта, полученного мною под Вашим руководством по разоблачению врагов народа, исключение их из партии на бюро обкома проходит с большим скрипом, так как большинство членов бюро… сами замешаны в контрреволюционных связях с врагами.
…я могу опираться только на одного члена бюро…»{383}. Алексеев спровадил Горбачу почти все свое окружение и массу районных работников партии и советского аппарата. Аресту подверглись председатель облисполкома С.А. Шварц, секретарь горкома И.М. Миллер, члены руководства И.И. Ляшенко, А.С. Кулаков, С.Д. Костромитинов, Ф.Б. Фрумкина, И.Д. Рудаков, К.В. Рыневич, А.А. Токарев и многие другие. В июне-августе 1938-го, в период работы Выездной сессии Военной Коллегии Верховного Суда СССР, большинство из них расстреляли, предварительно подвергнув пыткам и жестоким допросам.
В сентябре 1938 года Алексеев как член новосибирской областной «тройки», сообщал Сталину о тысячах разоблаченных «врагов» и просил санкцию для расправы с ними{384}.
Статистика жертв террора до сих пор является одной из наиболее сложных проблем в исследовании этого периода. В нашем распоряжении — лишь часть документов, способных прояснить масштабы акций Политбюро и его местной агентуры. Согласно официальному строго секретному отчету Новосибирского управления НКВД, в Западно-Сибирском крае (современные Кемеровская, Томская, Новосибирская области и Алтайский край) в 1937 году было репрессировано около 35-ти тысяч человек. Каждая из этих жертв приписывалась к той или иной «организации», из чего в конце концов складывалась такая «чекистская» статистика:
«Эсеровская террористическая шпионско-диверсионная организация». Руководители — Петелин, Горох, Осипов и др. — 617 чел. «Белогвардейско-монархическая организация РОВС» — 20731 чел. «Церковно-монархическая повстанческая организация». Руководитель — архиепископ Васильков — 1562 чел. «Диверсионно-повстанческая организация «Польская организация Войсковый» (ПОВ).
Всего — 34872 чел.
Но эта цифра далеко неполная. Она не учитывает сотни «вредителей», осужденных судами разных инстанций. Не ясно также, входят ли в это число арестованные и казненные в лагерях и тюрьмах ГУЛАГа, и занесены ли в эту статистику жертвы так называемых «линейных» операций по изъятию национальных групп.
Уточнений и дополнений предстоит сделать еще немало.
Цепь разоблачений и погромов, охвативших страну, носила характер волнообразных атак.
Ранней весной 1938 года началась вторая массовая операция{385}. К этому времени все «агентурные разработки» местных отделов НКВД были уже исчерпаны. Но когда поступили новые московские приказы с «лимитами», каждый оперативник хорошо знал свою задачу.
«Лимиты», которые Политбюро утвердило 31 января 1938 года, превосходили задания предыдущего года. Для Омской области новая квота расстрелов увеличивалась в 3 раза, для Дальневосточного края — в 4, Красноярского края — в 2 раза. Но и эти нормы в последующие месяцы опять были повышены. Так, 10 мая Политбюро «удовлетворило просьбу» Омского обкома об «увеличении дополнительного лимита по первой категории на 1000 человек». Хозяева Иркутской области — секретарь обкома А.А. Филиппов и начальник УНКВД Малышев — тоже просили Сталина позволить расстрелять «сверх нормы» 5000 человек, «ввиду незаконченной очистки области»{386}.
Трудно вообразить, что обсуждение подобных решений в высшем руководстве страны представляло собой рутину и могло проходить в «обычном порядке». Еще труднее это было сделать непосредственным свидетелям происходившего миллионам граждан великой державы.
Вновь стали исчезать целые группы «националов», «правых», «кулаков», «социально-чуждых». Их выявляли по показаниям арестованных и иным способом. «Иной способ» заключался в использовании исключительно национального признака. Чтобы иметь хоть какие-то «основания» для арестов, громилы НКВД стали прибегать к помощи домовых книг, справок, списков сельсоветов, к архивным материалам. Арестовывали всех с «подозрительными» фамилиями — Якобсон, Мартинсон, Костецкий, Вайшис, Кефалиди, Вагнер и так далее.
Как признавался один из работников Новосибирского УНКВД, Горбач и его заместитель Мальцев «дали установку арестовывать все национальности, кроме русских».
Другой сотрудник показывал: «Эстонцы арестовывались только по справкам сельсовета и даже без справок… Когда в отделении Эденберга [3 отдел УНКВД Новосибирской области — Авт.] некого уже было сажать, т. е. не было материалов, по которым можно было бы арестовывать людей, Эденберг посылал сотрудника по квартирам с удостоверением электромонтера с заданием проверять домовые книги…»{387}.