Сталинский террор в Сибири. 1928-1941
Шрифт:
Шифротелеграммы из НКВД стали поступать серийно. Было получено не менее 12-ти телеграмм-приказов на аресты по национальному признаку — поляков, немцев, латышей, литовцев, эстонцев, китайцев, японцев, иранцев и других. Такие требования Москвы выполнялись посредством коллективных арестов.
Исследователь этого периода Е. Саленко из Кузбасса пишет: «…деревня Кольцовка… была чисто эстонским поселением, перебравшимся в Сибирь во времена столыпинской реформы…А в ноябре 1937-го обложили деревню со всех сторон и лишили ее за одну ночь всего взрослого мужского сословия.
Объявили Кольцовку фашистской шпионской резиденцией… Ни один из репрессированных в Кольцовку
Террор, охвативший страну в 1937–1938 годах, был не только попыткой изменить характер общественного развития и стремлением режима избавиться от неугодных. Насилием и страхом Политбюро одновременно решало повседневные практические задачи. С приближением осени и связанных с нею забот по уборке и сохранению урожая оно организовало специальную кампанию террора в сельском хозяйстве.
В августе 37-го обкомы и крайкомы партии получили шифрованную телеграмму Сталина о «вредительстве в системе Комитета заготовок и заготзерно»{376}. Телеграмма требовала арестов чиновников и работников заготовительных пунктов, ответственных за переработку колхозного зерна. А в октябре Политбюро приказало провести широкую операцию «борьбы с вредителями в области животноводства»{377}. Способ, который на этот раз оно предложило исполнителям, заключался в проведении серии показательных судебных процессов над руководителями и специалистами сельского хозяйства.
Всю осень 1937-го и последующий 1938 год деревня подвергалась угнетению страхом от многочисленных арестов, разоблачений и шумной судебной кампании. Газеты вызывали ужасные образы «диверсантов-вредителей», побуждая население к доносительству и взаимной слежке. А судебным органам пришлось отложить в сторону многие текущие дела и заняться проведением судебных спектаклей.
Спустя всего три недели после получения директивы Политбюро Эйхе уже докладывал Сталину о ее исполнении. Он сообщил, что в шести районах Новосибирской области — Чановском, Куйбышевском, Венгеровском, Ояшинском, Искитимском и Купинском — арестован ряд «вредителей-диверсантов» из работников райЗО, зоотехников и ветврачей, которые будут осуждены показательным судом за умышленное заражение скота и его уничтожение в больших количествах. Эйхе добавлял: «Приняты меры к выявлению и полному разгрому диверсантов и вредителей также и в других районах области»{378}.
Судили однако не только «вредителей» сельского хозяйства. Кампания, начавшаяся с осени 37-го, захватила многие другие сферы общественной деятельности. Для сталинской номенклатуры это был очень удобный способ продемонстрировать свою позицию в терроре, а число организованных процессов и жестокость приговоров отражали степень их усердия и личной инициативы. Приговорить к «высшей мере» можно было по любому хозяйственному поводу.
В начале сентября 1937 года в Ленинск-Кузнецке судили показательным судом управляющего шахтой «А» П.Л. Иванова и главного механика шахты Н.А. Зайцева. Ни тому, ни другому не приписывалось никаких вредительских или террористических актов. Их откровенно судили за невыполнение плана добычи угля на шахте, хотя за это же можно было судить всех инженеров, рабочих и министров страны. Государственный обвинитель из краевой прокуратуры Скоморохов был абсолютно свободен от юридических норм. Он говорил:
«Иванова и Зайцева мы судим за то, что они саботировали выполнение плана угледобычи как в 1936, так и в 1937 г.
Не раз пытались партийные и советские организации поставить обвиняемых на правильный путь, но троцкиста, как и горбатого, исправит только могила. Они не выполнили указание краевого комитета партии и лично товарища Эйхе, который не раз отмечал их ошибки, не раз указывал, отчего зависит невыполнение плана…
В мае в ответ на постановление ЦК и Совнаркома эти саботажники план по подготовительным работам выполнили только на 35,9 %. Разве это не, вредительство? Разве этого одного факта недостаточно для того, чтобы предъявить обвинение по 58-й статье?…
Мы разоблачили их как троцкистов, как врагов народа, как предателей социалистической родины. Мы разоблачили бешеных собак, которые стремились сорвать строительство коммунистического общества. Эти бешеные собаки заслужили расстрела»{379}.
Спецколлегия в составе работников краевого суда М.И. Жучек, А.А. Синявина и М.Ф. Захарова приговорила управляющего шахты к расстрелу, а механика — к 10-ти годам лагерей.
Выездные сессии спецколлегий выполняли в этот период огромный объем заданий по деморализации и уничтожению граждан. Об этом говорят даже те материалы, которые открыто публиковались в печати. Каждый процесс продолжался по 3–5 дней. И везде непременно был свой маленький Вышинский, который говорил о «бешеных собаках», а заканчивал требованием казни обвиняемых. Так, в октябре 37-го серия показательных процессов была проведена в Восточно-Сибирском крае: по делу «Нижнеудинской правотроцкистской организации», делу «руководителей Сретенского района», по Черемховскому и Петрово-Забайкальсому пунктам переработки зерна. В ноябре — по делу «эсеровской организации при областном земельном управлении». Большинство обвиняемых — десятки управленцев и специалистов — были приговорены к расстрелу, остальные — к многолетнему заключению{380}.
В Новосибирской области только в четвертом квартале 1937 года состоялся 21 показательный процесс над «вредителями и саботажниками в сельском и элеваторном хозяйстве». Осужден был 131 человек, из них — 32 приговорили к смерти{381}.
В октябре 1937 Сталин произвел очередную кадровую перестановку. Вслед за разделением Западно-Сибирского края на две части — Новосибирскую область и Алтайский край — Эйхе был переведен в Москву, на пост наркома земледелия СССР, вместо разоблаченного М.А. Чернова. Секретарем обкома в Новосибирске стал И.И. Алексеев. Представляя местной партийной верхушке своего преемника, Эйхе так характеризовал его достоинства:
«Тов. Алексеев проделал громадную работу по борьбе с троцкистско-бухаринско-зиновьевской сволочью в Ленинграде. Он является первым партийным работником, который отмечен партией и правительством высшей наградой — орденом Ленина…
Под его руководством парторганизация Путиловского зарода боролась и сумела сломить саботаж и вредительство врагов всех мастей»{382}.