Стальная петля
Шрифт:
Встав с земли, я первым делом отошел подальше от машины, а затем, подняв руки над головой, двинулся шаткой походкой к торчащему впереди внедорожнику. Мне вослед летели отчаянные крики Лизы и Ани, но жена, к счастью, сохранила благоразумие и, думая прежде всего о дочери, не бросилась за мной вдогонку.
– Не стреляйте! – прокричал я. Оставленные включенными фары «Лады» светили мне в спину и позволяли врагам рассмотреть, что я один и безоружен. – Не стреляйте, я сдаюсь!..
Вынужденный ухватиться за крышу джипа, чтобы не упасть при торможении, стрелок опять вскинул автомат и что-то проорал
– Сдаюсь! – повторил я. – Только ради бога не стреляйте!
То ли от переутомления, то ли от нервного перенапряжения, но внезапно меня посетило удивительное, почти библейское наваждение. Над головой высунувшегося из джипа стрелка – а точнее, его темного силуэта – начал разгораться самый настоящий золотистый нимб. Да такой яркий, что мне пришлось поневоле зажмурить здоровый глаз, а другой заслонить ладонью, поскольку свет нимба вызывал под алмазом сильное жжение.
А сияние между тем на миг окрасилось из золотистого в ярко-красное и пропало, продлившись в общей сложности не более пяти секунд. Однако пропало не только оно. Вместе с ним разом погасли фары обоих автомобилей, освещение в салоне внедорожника и направленный мне в грудь лазерный целеуказатель вражеского автомата.
Стрелок суматошно оглянулся, что выглядело немного забавно, ибо в стремлении увидеть свой нимб он напоминал собаку, попытавшуюся укусить собственный хвост. Не узрев за спиной никакого сверкания, преследователь снова повернулся ко мне, «шторм» в его руках вздрогнул, затем еще раз… Сердце у меня екнуло, колени задрожали, но ничего не произошло. Без сомнения, ублюдок нажимал сейчас на спусковой сенсор, вот только аккумулятор «ИПП», похоже, постигла та же участь, что и электронику автомобилей. Распространялось ли это явление на встроенные во вражеские тела импланты, неизвестно. Но я был бы совершенно не против, откажи сейчас у врагов какие-нибудь жизненно важные искусственные органы.
Впрочем, такое небывалое счастье на меня уже не обрушилось. Потерпев неудачу со «штормом», стрелок прямо через люк выпрыгнул из машины, которую за миг до этого покинул и водитель. И не успел я опомниться, как оба они подбежали ко мне, после чего автоматчик с ходу огрел меня прикладом по голове. Что было, в общем-то, лишним – в моем теперешнем состоянии вышибить из меня дух можно было и обычной затрещиной. Но враги об этом не знали и потому не сделали мне никакой поблажки, пусть я и стоял перед ними, капитулирующе задрав руки к небу.
Понятно, что добавки мне уже не потребовалось, и я лишился сознания еще до того, как рухнул на дорогу. Что ни говори, а для насыщенной приключениями ночи более бесславный конец не удалось бы придумать…
И все же это опять-таки еще не было концом. Как и тогда, после моей эвакуации из-за Барьера, мне вновь довелось очнуться и обнаружить перед глазами белый потолок. Голова раскалывалась от боли и почему-то жутко чесалось в носу, но мыслил я не в пример яснее, чем год назад, после выхода из месячной комы. По крайней мере, теперь я сразу понял, что гляжу именно
– Как вы себя чувствуете, лейтенант? – осведомился раздавшийся неподалеку спокойный голос.
– Бывало и лучше, – честно признался я, после чего кое-как дотянулся до чешущегося носа и с превеликим облегчением помассировал его. Отлегло – зуд прекратился. Я ощупал больную голову – она была забинтована. И не на скорую руку, а довольно профессионально. Ага, стало быть, я вернулся в больницу. И – что также выяснилось на ощупь – со всем своим «алмазным фондом». По крайней мере, глазной и шейный камни пребывали на прежних местах.
– Сколько пальцев я вам показываю? – Интересовавшийся моим самочувствием человек подошел к кровати и, склонившись надо мной, выставил перед собой ладонь тыльной стороной вперед. Четыре пальца на ней были растопырены, а один – большой – намеренно согнут так, чтобы я его не видел. В другой руке у человека был пузырек, по всей видимости, с нашатырем (за год пребывания в госпитале я научился определять содержимое многой лекарственной тары, даже не глядя на этикетку). Следовало догадаться, что им я и был приведен в чувство, заработав попутно кратковременный зуд в ноздрях.
Я ответил на вопрос о пальцах и по удовлетворительному кивку человека смекнул, что, несмотря на пережитый мною удар по голове, в глазах у меня не двоится. А также, присмотревшись, понял, что этот субъект мне определенно знаком. Но видел я его не среди медперсонала госпиталя Бурденко и не в компании исследующих мой феномен ученых, это точно. И видел притом совсем недавно. Вот только где, дай бог памяти?
– Что с моими женой и дочерью? – спросил я, не сомневаясь, что знакомый незнакомец осведомлен о судьбе Лизы и Ани.
– Девочка, конечно, сильно напугана, а вашей жене мне пришлось вправить вывихнутое запястье, но в остальном с ними все в порядке. Так что можете не беспокоиться, – ответил доктор. – Я позволил себе погрузить их до утра в релаксирующий гипнотический сон. Часа через три-четыре все случившееся с вами этой ночью станет для ваших близких лишь смутным, неприятным воспоминанием. Вам, в общем-то, такая терапия тоже не повредила бы. Однако после всего того, что мы услышали от вашей жены, нам не терпится о многом вас расспросить. Сказать по правде, лишь благодаря ей и ее рассказу мы решили повременить с обращением в милицию и военную комендатуру.
– Кто это «мы»? – с откровенным недоверием полюбопытствовал я.
– Странный вопрос, – хмыкнул незнакомец. – Что значит «кто»? Вы ведь, если не ошибаюсь, именно к нам и ехали, разве не так?
Я прищурился и вгляделся в его лицо более пристально. Продолжая ухмыляться, человек повернулся к свету и великодушно позволил мне себя рассмотреть. Ничего особенного: средний рост; чуть выше среднего возраст; плотное телосложение; тронутые сединой, пепельно-серые волосы; большие, до самой макушки, залысины… Не хватает лишь сталкерских доспехов, в которых он определенно выглядел суровее и гораздо фотогеничнее.