Стальная петля
Шрифт:
– Асклепий! – узнал я наконец вернувшего меня в сознание субъекта. – Вы – тот самый бионик, который присоединился к Мерлину сразу после Катастрофы, когда он выводил из-за Барьера выживших. Я много слышал о ваших лекарских способностях. Даже если половина из этих слухов правда, вас действительно нужно признать настоящим чудотворцем.
– Чудес не бывает, лейтенант, – покачал головой один из самых известных членов легендарной команды Пожарского. – Три четверти слухов обо мне – ложь, а остальные лишь отчасти правдивы. Мертвых воскрешать я не умею и травмы далеко не все могу излечивать. И с вашим аномальным паразитом мне совладать, увы, не под силу. Я практически сразу это понял, как
Асклепий внезапно умолк, коснулся пальцем закрепленного у него на виске коммуникатора и отвел глаза в сторону.
– Да, он очнулся, – коротко ответил бионик тому, кто его вызывал. После чего вновь посмотрел на меня и добавил: – Полагаю, вы можете побеседовать, хотя я все-таки не советовал бы вам слишком утомлять его разговорами… Хорошо, ждем.
– Вы говорили с Пожарским? – поинтересовался я, когда врач оставил в покое свой коммуникатор.
– Совершенно верно, – подтвердил он. – И раз уж вы устроили нам сегодня грандиозный ночной переполох, Мерлин вправе незамедлительно потребовать от вас объяснений, согласны?
Разумеется, я не возражал. А пока мы дожидались хозяина резиденции, мне удалось выяснить у Асклепия, что происходило в промежутке между тем, как я решил сдаться на милость преследователей, и моим возвращением в сознание пять минут назад.
Дело обстояло следующим образом. Несмотря на то что с властью, военными и барьерной мафией Пожарский жил в относительной дружбе, за год в Пятизонье успело образоваться несколько влиятельных сталкерских группировок, не одобряющих общественно-просветительскую деятельность Мерлина. По этой причине он и окружил свою резиденцию неприступным кольцом охраны, которая во избежание всяческих провокаций денно и нощно вела наблюдение за окрестностями. И едва этой ночью на ведущей к особняку аллее появилась пара несущихся во весь опор автомобилей, служба безопасности Семена была сразу же поднята по тревоге.
Помимо обычных охранных систем Пожарский оборудовал свой штаб кое-какими не имеющими аналогов защитными технологиями. Их создал сам Мерлин на основе доставленных им из-за Барьера уникальных артефактов. При посредстве одного такого изобретения, названного «Око Властелина», и была отключена электроника «Тигра» и «Лады». А также выведено из строя оружие наших преследователей.
Нимб, замеченный мной у моего несостоявшегося убийцы, был всего-навсего лучом обычного прожектора, обнаружившего нас во мраке ночи с крыши особняка. И как только мы угодили под этот луч, поверх прожекторного стекла был опущен специальный артефактный светофильтр – полупрозрачная рубиново-красная пластина. Пройдя через нее, обычный свет обретал свойства мощного электромагнитного импульса, который, однако, не распространялся за пределы светового круга. Это позволяло «Оку Властелина» наносить выверенные, точечные удары, накрывая ими атакующих резиденцию врагов, не нанося ущерб живущим по соседству мирным гражданам Балашихи.
Выстрелив из «Ока», служба безопасности Мерлина незамедлительно выслала навстречу остановленному неподалеку от резиденции подозрительному кортежу оперативную группу. Завидев движущийся к нам на трех машинах взвод вооруженных охранников, наши преследователи сразу кинулись прочь с аллеи и пустились наутек. Их розыск не принес результата – злоумышленники успели скрыться в парковых зарослях и замели следы.
Охрана Пожарского состояла сплошь из сталкеров, каждый из которых наверняка поимел в свое время немало неприятностей с законом. И потому слезная мольба Лизы о том, чтобы наши спасители не сообщали о нас властям, а позволили нам сначала встретиться с Семеном, были услышаны. Начальник службы безопасности явно не горел желанием объясняться с милицией из-за лежащего в «Тигре» обезглавленного трупа и приказал, пока не рассвело, убрать джип и «Ладу» с аллеи, отбуксировав их в гараж резиденции. А нас, соответственно, препроводить в особняк для дальнейшего разбирательства. И поскольку мы не тянули на злоумышленников даже с большой натяжкой, к нам отнеслись не так строго, как это случилось бы, например, с попавшимися охране врагами Мерлина.
На момент моего возвращения в сознание стараниями Лизы начальнику охраны и Асклепию было уже многое обо мне известно. А когда выяснилось, что имя моей жены неоднократно фигурировало в списках посетителей местного секретариата, наша выдача милиции вновь была отложена на неопределенное время. Насколько конкретно, теперь зависело лишь от Пожарского…
Я не желал выглядеть перед ним чересчур немощной развалиной и, собравшись с силами, переместился в стоящее у окна кресло, несмотря на то что Асклепий не рекомендовал мне вставать с кровати; как стало понятно, нас держали на втором этаже, в одной из спален этого многонаселенного дома.
Самый известный и популярный в мире сталкер явился к нам спустя пять минут после разговора по коммуникатору с присматривающим за мной биоником. Просто взял и вот так, буднично, безо всяких церемоний, легонько постучав, вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.
В действительности легендарный Мерлин оказался не таким рослым и широкоплечим, каким я представлял его по телепередачам. Высоким и подтянутым – да, но вместе с тем его фигура была как-то не по-легендарному угловата и непропорциональна (наверное, на телеэкране все ее недостатки скрывались под сталкерскими доспехами). Семену еще не стукнуло и сорока, но выглядел он почти ровесником Асклепия, который, как я знал, был старше его на двенадцать лет.
Лица обоих были осунувшимися и помятыми, но явно не из-за слишком раннего подъема или, возможно, пристрастия к крепким напиткам. Нет, это была напасть иного рода, слишком специфическая, чтобы я ее не узнал. Такая же лежала и на моем челе, когда я оклемался после комы, но продолжал каждодневно терять жизненные силы, отдавая их, как дань, отметившей меня своей печатью Зоне. Печатью, которая через год переродилась в натуральное клеймо. И сегодня мое лицо в сравнении с лицами этих двоих казалось заскорузлой курагой рядом с чуть подсохшими на солнце абрикосами.
Подстриженные ежиком снежно-белые волосы Пожарского и его антикварные круглые очки – единственные неоспоримые признаки, по которым я сразу определил, что передо мной – именно он, а не пытающийся выдать себя за него телохранитель; кто знает, какую проверку вдруг вздумает учинить мне служба безопасности? Подделать эти характерные приметы Мерлина было крайне сложно.
Являясь натуральными, его волосы словно фосфоресцировали изнутри неугасимым матово-инистым светом. Они отличались ото всех виденных мной подобных париков или искусственных окрасов, как сочная луговая трава отличается от газонной – вскормленной удобрениями и генетически модифицированной.