Стальная сеть
Шрифт:
Тут моя девушка как закричит: «Папа!» — и к дому кинулась. Там за старейшинами ещё парочку гобов ведут. Девчонка к одному подбежала, за руки ухватила. Полицейский, что гоба вёл, девчонку толкнул, она отлетела.
А я смотрю — да это же тот самый гоблин, что фотки на месте преступления делал. Фотограф, доверенный гоб моего шефа и вообще мастер на все руки. Тот самый, которого я с этой вот девушкой в ювелирном бутике недавно встретил. Вот так штука. Мне же тогда показалось, что это её папик. Ну, типа престарелый любовник. Да-а, ошибся ты, Димка.
Да
Подошёл я к Бургачёву. Тот мне:
— А, стажёр. Вижу, нашёл себе значок?
— Ваше благородие, разрешите обратиться! — говорю ему. — Выдайте мне задержанного гоба.
И пальцем на папашу моей девчонки показываю.
Его благородие нахмурился — сейчас откажет. Я тут же:
— Под мою личную ответственность!
— Для чего? — спрашивает, и видно, что злится.
— В целях расследования! — отвечаю, а сам вытянулся, глаза выкатил, прямо горю на работе. — Имею ряд вопросов по делу! Вы знаете, по какому…
Это я уже тише добавил, для таинственности.
— Гобов сейчас в камеры отвезут, в городскую тюрьму, — бросил Бургачёв. — Там и поговорите.
— Ваше благородие, дело не терпит, — говорю. — Позвольте хотя бы на пару часиков. Господин полицмейстер уж очень строго велели…
— Хорошо! — рявкнул Бургачёв. — Но чтоб потом — в камеру.
Отвернулся, прошагал мимо.
Я ему вслед:
— Не извольте сомневаться, ваше благородие!
Ага, конечно. Где два часа, там и десять. Главное, разрешение получить, а там посмотрим…
Короче, оттащили мы папашу-гоблина от телеги, куда уже его дружков престарелых сажали.
Дал я команду своему подпрапорщику, взяли мы папашу под руки и оттащили подальше — с глаз долой.
Гоблинка моя его стала обнимать, отряхивать, щебетать что-то, но я это дело прекратил.
Говорю:
— Следуйте за мной! И без шуток.
Девчонка глазами опять засверкала, но её папаша, немолодой гоблин, согласно кивнул. Шляпу свою он где-то потерял — а может, полицейские затоптали. Шарф клетчатый вокруг шеи обернул, пальто поправил, воротник поднял повыше и дочку за руку взял.
— Ведите, — говорит, — господин стажёр. Лучше с вами, чем в тюремную камеру.
Вижу, папаша уже в курсе, куда старейшин повезли.
Это он верно заметил — со мной лучше. Нехорошо вокруг, опасно — для инородов. Мы, пока по улицам шли, всякое видели. Городовые так и шастают, жандармы повсюду, все с винтовками.
Мальчишки ещё кругом бегают, кричат, газетами размахивают. Орут, надрываются: «Последние новости! Последние новости! Полный список погибших! Ужасная тайна!! Наш собственный корреспондент ведёт расследование! Кто убил десятки человек? Кто взорвал поезд? Читайте, читайте!» Мимо самые мелкие мальцы пробегают, голосят: «Убит его сиятельство граф Бобруйский! Тело его сиятельства верховного эльва не найдено! Кто украл тело? Полиция идёт по следу!»
Я аж споткнулся. Мы тут каких-то несчастных гоблинов ловим, а старший эльв вообще испарился. Пропал без остатка. Даже кусочка не
Перехватил я одного мальчишку, монетку ему бросил, взял газету. Ещё одного поймал, взял газету другую. Бумага — свежачок, краска типографская пальцы пачкает.
В газетах полный раздрай. Фотки с вокзала, фотки бравых пожарных на фоне развалин паровоза. Перрон, трупы вповалку. Заголовки один другого хлеще.
Прихватил газеты с собой — потом почитаю. Что там за собственный корреспондент ведёт расследование? Посмотрим, дай только с задержанными разобраться.
***
Прошагали мы мимо дома старейшин — там уже двери пристав запечатывал — свернули в Кривоконный переулок. Там ещё немного, и полицейский участок.
Топаем — впереди подпрапорщик вышагивает, за ним рядовые Банник и Шнитке гоблина конвоируют. За ними я девушку веду под руку. Вид у меня суровый, так что всем понятно — не на прогулку вышел. Тащу подозреваемых в места печальные, в казённый дом.
Девушка идёт гордо, как принцесса на эшафот. Проходим мимо чайной, там парни поддатые толкутся. Нас увидели, засвистели. Кто-то снежок слепил и в гоблина бросил. Промазал. Второй моей девушке в лицо целил, и попал бы, но я ладонью отбил. Сам руку на револьвер положил, на хама зыркнул, тот за дружков спрятался.
Девушка мне говорит тихо, а сама перед собой смотрит:
— Не там ищете, господин полицейский. Мой народ не виновен в убийстве.
— Разберёмся, — отвечаю.
— Как же! Что вы можете? Только губить невинных!
Чувствую, меня зло разбирает. Я её спас, понимаешь, а она такое…
— Дыма без огня не бывает, — говорю. — Не виноваты — отпустим. Вон, отец ваш понимает…
— Мой отец сотрудничает с полицией! — зашипела она как кошка. — И вы не лучше, господин Дмитрий. Весь ваш волчий билет, шинель без погон, все слова — сплошная ложь!
— Работа такая.
— Собачья ваша работа.
— Всё лучше, чем в борделе невинную лилию изображать, — говорю. А сам подумал — ведь правда, родись Димка Найдёнов девушкой, сейчас там бы и работал. На диванчике в цветном халате. Богатеньких дядей ублажал.
— Я хочу лечить больных! — возмущается гоблинка. — Ночами в госпитале дежурю, днём по вызовам бегаю, бесплатно! И теперь меня ведут в участок, как преступницу. И кто?!..
Она аж поперхнулась словами. Замолчала, пыхтит от злости.
— И кто? — спрашиваю.
— Сами знаете, кто. Я думала, вы… а вы!..
Вот и пойми, что в виду имела.
Так до участка и дошагали. Достал я ключи от комнатушки своей, дал Кошкину.
— Ведите, — говорю, — подпрапорщик, задержанного. В комнате закрыть, ключи — вернуть!
Девчонку я решил на квартире устроить. Деньжат у меня мало, но на пару дней снять комнатушку хватит. А там что-нибудь придумаем. Нельзя ей сейчас по улицам таскаться — убьют.
Вхожу на крыльцо, а там знакомый полицейский стоит — мы с ним в доме Филинова встречались, — и старичок из буфетной. Видать, воздухом дышат. Меня увидели, давай ухмыляться. Старичок мне: