Стальной мотылек
Шрифт:
— За предательство?
— За предательство.
— Кто тебе такое сказал?
— Лида. Надралась и рассказала…
— То, что Скачков убил Панарина из-за предательства, сказала?
— Ну, прямо нет, но дала понять…
— Надо бы поговорить с ней.
— Бесполезно. Спит она. А когда проснется, не факт, что скажет. Боится она Скачкова… А, может, и скажет… — пожал плечами Семен. — Если к стенке припереть, скажет… А припереть ее фактами можно. Надо узнать, кто занимался розыском Скачкова в девяносто девятом, кто ездил в зону к
— Кто занимался розыском Скачкова? — вслух проговорил Прихожих. — Ну, можно пробить…
— И чем быстрее вы это сделаете, тем лучше.
— Ну, задачи нам ставить не надо… Хотя версия интересная… Задерживать я вас не стану, гражданин Арбатов, — перешел вдруг на официальный тон лейтенант. — Но мой вам совет: гостиницу не покидать. Даже не совет, а требование. Считайте, что это домашний арест. И Панарина пусть остается здесь. Здесь, под вашим присмотром. В противном случае, нам придется принять меры…
Семен кивнул. Увы, но ситуация действительно более чем серьезная. Неспроста же оперативники отрабатывали его боевых друзей. В любое время могло последовать постановление на арест.
Глава 14
Лев в клетке мечется не просто так: заточенный зверь жаждет свободы, а ее нет. И Радик чувствовал себя зажатым со всех сторон. Как проснулся утром в дурном настроении, так и не может найти себе места.
В спортзал пошел, но хватило его минут на пять, в бассейн собрался, но даже в воду не окунулся. Решил было ехать к себе в офис, но передумал, закрылся в своем кабинете, там до самого обеда и просидел. А за обедом оторвался на Инне Сергеевне. Женщина всего лишь спросила, почему он такой расстроенный, а он в ответ ей нагрубил. Потом, правда, попросил прощения.
Антонина тоже хотела спросить, что с ним, но после инцидента с экономкой не решилась на это. Она ждала, когда он сам озвучит свою тревогу.
И дождалась.
— Ворон мне сегодня снился, — сказал он, оттягивая верхний срез футболки. Казалось, ему не хватало воздуха. — Сначала один кружил, потом другой… Они кружат, а я стою, смотрю на них, а пошевелиться не могу. Как будто парализовало. Потом чую, ноги во что-то погружаться стали. Смотрю, а подо мной могильная насыпь. И крест перед глазами. Роман Васильевич Панарин… Представляешь, меня к нему в могилу засасывало! А Женька стоит, смотрит, скалится! Как была стервой, так стервой и сдохла!
— Сдохла?!
Антонина знала, кто такая Женька, поэтому и удивилась. Вроде бы бывшая жена Радика жива и здорова.
— Сдохла?!.. — Он оторопело глянул на нее.
— Ну, ты сказал, что сдохла…
— Ну, это во сне… Это я во сне ее задушил… Сначала задушил, а потом вороны появились. И кладбище это. И она стоит, как будто только что из могилы вылезла…
Глядя на мужа, Антонина подумала о термометре. Может, жар у него? Может, потому и состояние бредовое? Лицо бледное, взгляд воспаленный, еще чуть-чуть, казалось, и
За термометром она не пошла, но приложилась губами к его лбу. Холодный у Радика лоб. И еще влажный от испарины.
— Тебе надо успокоиться, — обняв его, сказала она.
— Да нормально все… Уже нормально. Отпускает… Тебе рассказал, и отпускает, — улыбнулся он.
— Тебе, наверное, редко кошмары снятся?
— Вообще не снятся… Сегодня впервые.
— Стареешь.
— Может быть…
— Кошмарные сны принято рассказывать. После обеда. Примета такая, что после обеда…
— А может, и не примета, — пожал плечами Радик. — Может, если сон не серьезный, он до обеда выветрится. А если серьезный, то нет…
— Может, чувство вины мучает? — всерьез спросила она.
— Из-за Женьки?! — удивился он.
— Из-за Панарина…
— Я его не убивал! — Радик сказал это тихо, но Антонине показалось, что прозвучал гром, и сверкнула молния. — Родная жена не верит! Вот скажи, как так жить?
— Ну, извини…
— Да я-то извиню! А они?.. — Скачков снова оттянул верх футболки и ткнул пальцем в потолок: — Вьются вороны! Вьются! Беда будет! Давай уедем!
— Давай, — кивнула она.
Это был уже не первый его порыв, и всякий раз он давал отбой тревоге.
— Ну, чего стоишь, собирайся!
— Ты серьезно?
— Да, визы открыты, документы на руках. И счета есть, которые не арестуют… Или нельзя ехать? — с сарказмом спросил Радик, пытливо глядя на нее.
— Я тебя не останавливаю. И сама поеду. И звонить никому не буду.
— Ты даже не представляешь, как мне с тобой повезло!
— Родион Михайлович, там к вам из полиции, — зашла в комнату Инна Сергеевна.
Обычно она обращалась к нему по имени-отчеству и на «ты», а сейчас — на «вы». Видно, не до конца простила за недавнюю выходку. — И вас, Антонина, спрашивают.
Антонина подошла к окну и увидела следователя Ермолаева, двух оперативников из областного «убойного» отдела» и подполковника Скважина в довесок. Охрана пропустила их через проходную, но дальше пути не было. Дальше можно было только штурмом.
— Пусть проходят, — обреченно вздохнула она. И с тоской посмотрела на Радика. Похоже, его сон в руку.
— Что там? — обеспокоенно спросил он.
— Серьезное представительство.
— Думаешь, арестуют?
— Не знаю…
— Значит, повяжут.
Скачков сел за диван, раскинув руки по спинке, и одну ногу забросил за другую. В таком виде он и встретил гостей.
— Поверь, я буду говорить правду и только правду. — Он смотрел на Ермолаева, а обращался к Антонине.
— Ловлю вас на слове, гражданин Скачков! — ликующе улыбнулся Ермолаев.
— А это не тебе ловить, начальник! Это я своей жене говорю!
— Антонина Евгеньевна, скажите что-нибудь! — попросил следователь, здороваясь с ней глубоким кивком головы.
— Я в отпуске. И у меня нет полномочий. Я просто постою, если можно.