Стальной мотылек
Шрифт:
— Даже не знаю, что за расческа.
— С твоими пальчиками, Арбатов, с твоими пальчиками.
— Значит, подставили…
— Тебе самому не смешно?
— Смешно… — обреченно вздохнул Семен. — Действительно смешно. И алиби у меня нет, и улики… Винтовка-то хоть на месте осталась?
— А должна была остаться?
— Ну, не знаю. В прошлый раз киллер ее унес. И сейчас, наверное, должен был унести.
— Да нет, на месте осталась… Панарина ты кому-то заказал, а Скачкова сам исполнил… Отличный выстрел, кстати. Четыреста метров — расстояние серьезное.
— Из
— Может, хватит придуриваться, Арбатов? Не солидно, тебе не идет.
— «СВД»?
— «Винторез».
— Тогда это я… «Винторез» — моя специальность, — кивнул Семен.
— Кто Скачкова убил?
— Я.
— А Панарина?
— Я… Заказал я.
— А убил кто?
— Не скажу. Хоть убей, начальник, не скажу.
— Убивать не стану, а на пожизненное оформлю.
— А как же явка с повинной?
— Надо еще исполнителя сдать.
Семен кивнул, обещая подумать.
Он чуть не плакал от жалости к себе, когда его выводили из машины. Даже всхлипнул пару раз. Скважин даже распрямил его, чтобы взглянуть ему в лицо. Семен увидел удивленную насмешку на его губах и тут же превратил ее в гримасу боли, ударив Скважина кулаком в живот — точно так же, как он сам проделал с ним недавно. Но если Семен выдержал удар, то подполковник выбыл из игры.
Бил он правой рукой, запястье которой охватывал браслет. Левой рукой он пока бить не мог, потому что хоть и вытащил кисть из браслета наручников, но вправить большой палец еще не успел.
Прихожих он ударил в голеностоп, заставив разжать руки. Еще одного оперативника сбил с ног короткой подсечкой. На добивающий удар времени не было, да и ни к чему.
Он вырвался из захвата, перескочил через багажник машины и, петляя как заяц, побежал к забору. И вывихнутый большой палец левой руки на ходу вправил. Ему нужны были обе руки, чтобы перескочить через забор, по верху которого стелилась проволочная спираль. Зацепись он за «егозу», и все. Семен все понимал, да и препятствия он брать умел, тем более, что у самого забора росло дерево. Тут главное — не теряться. Он с разгону воткнул ногу в ствол, оттолкнулся от него, заскочив на самый верх забора, и зацепился рукой не за проволоку, а за штырь, на котором она держалась. Но совсем избежать контакта с «егозой» не удалось. Семен ободрал руку и ногу, но в проволоке не запутался и быстро перескочил на другую сторону забора.
Сначала ему кричали, требуя остановиться, потом послышались выстрелы. Одна пуля завихрила воздух прямо над ухом.
Из огня он попал в полымя — на территорию городского суда. Но там еще не ждали, поэтому он сквозняком прошел через двор, преодолел забор попроще и был таков…
Глава 16
Пятачок перед воротами простреливался насквозь, но вряд ли снайпер собирался снять жертву с этого места. Радик садился в машину во дворе и выезжал на улицу. Может, киллер хотел подстрелить его в этот момент? Но стекла в его машине и затемненные, и пуленепробиваемые. Или же убийца знал, что Радика приедут арестовывать.
Снайпер облюбовал для себя недостроенный дом в конце улицы, у самого забора, через который он после выстрела и ушел. Хорошее место для стрельбы, только вот двор дома, где жила жертва, совершенно не просматривался. Видны были только окна второго и мансардного этажа. А еще вдоль и поперек просматривалась открытая терраса на втором этаже, где Радик иногда любил выкурить сигаретку, так как Антонина не разрешала ему дымить в комнате. Он выходил на террасу, садился в кресло-качалку… По вечерам это бывало, а иногда и по утрам. И киллер это знал…
И Семен знал, что Антонина — женщина строгая, и курить в доме не разрешит. Может, он и подкарауливал Радика… Расческу на чердаке дома нашли, а на ней отпечатки Семена. И мотив у него был…
Антонина тяжко вздохнула, опуская бинокль. Она стояла на том самом чердаке, откуда стрелял киллер. Дверей здесь не было, но вход на чердак закрывали пересекающиеся крест-накрест сигнальные ленты. Опечатан чердак, но Антонину это не остановило, и она здесь.
Она не спала всю ночь, поэтому голова у нее чугунная, глаза сонные и воспаленные. Ей бы сейчас в дом, принять расслабляющую ванну и лечь спать, но она не хотела уходить с чердака. Она должна была прочувствовать все, что думал Семен, когда ловил в прицел Радика.
Он ждал Скачкова, чтобы убить его. И наказать Антонину за измену… А расческу потерял случайно, задумался и выронил ее.
На этот раз алиби у Семена не было. На этот раз он попался. Что ж, сколько веревочке не виться…
— Это не я! — услышала вдруг Антонина.
Она обернулась и в сумраке чердака увидела чей-то силуэт. Судя по голосу, с ней разговаривал Семен.
— Ты?! — шарахнулась она.
— Осторожно, следы не затопчи! — Его предупреждение прозвучало вроде бы всерьез, но в глазах стояла издевка.
Семен отступил за широкую каминную трубу, и Антонина не могла видеть его глаз, но издевку в них чувствовала.
— А тебя это волнует?
— Меня — нет. Я уже все осмотрел. Но вдруг повторный осмотр? Следователь может подъехать, да?
— Может. И подъедет он не один… Зря ты здесь. Мне звонили, предупреждали, что ты сбежал… Тебя ищут.
— Кто бы сомневался.
— Зря ты сюда сунулся, — повторила она. — Здесь засада могла быть…
— Это не твои тревоги.
— Почему ты прячешься?
— Я не прячусь, я наблюдаю. Отсюда ворота хорошо видны… У снайпера лежка здесь была. И находился он здесь как минимум трое суток…
— Тебе видней.
— Он здесь не мусорил, вниз спускался — и по нужде, и перекусить… Ты любишь йогурты?
— При чем здесь это?
— Любишь. А я не очень. Я бы что-нибудь из сухого пайка взял, а в канализационной трубе только от йогурта упаковки, от творога и плавленого сырка, а еще гигиенические прокладки. Женские гигиенические прокладки, улавливаешь суть?