Стальной пляж

Варли Джон Герберт

— Смотря что понимать под "работой", — обронил я.

— Вы нигилист?

Я пожал плечами.

— Ну хорошо, — продолжил он. — Работала система в том смысле, что формы жизни становились все более сложными. Биология словно бы стремилась к чему-то. Мы знаем, что этим чем-то были не мы — Пришельцы доказали, что во Вселенной существуют создания куда поумней нас. Но Пришельцы были существами с газового гиганта, они возникли, должно быть, на планете, подобной Юпитеру. Вряд ли мы с ними родственники, даже дальние. Считается, и вроде бы уже никем не оспаривается, что Пришельцы явились на Землю, чтобы

спасти дельфинов и китов от загрязнения, творимого нами. Я не знаю ни одного убедительного доказательства этой гипотезы, ну и черт с ней. Предположим, что так и есть. Это значит, что мозг водных млекопитающих устроен скорее как у Пришельцев, чем как у нас. Пришельцы не считают нас по-настоящему разумной расой, для них мы не более чем просто общественные животные — наподобие, скажем, пчел, кораллов или птиц. Правда это или нет, но Пришельцам до нас больше нет сколько-нибудь серьезного дела. Наши пути не пересекаются, и общих интересов у нас нет. Мы предоставлены своей судьбе… но, если мы не будем развиваться, никакой судьбы и никакого будущего нам не видать.

Он поднял на нас глаза и оглядел по очереди меня, Бренду, снова меня. Его последние слова, казалось, имели для него чрезвычайную важность. А я ведь никогда всерьез ни о чем подобном не задумывался…

— Есть и еще один момент, — снова заговорил МакДональд. — Мы знаем, что на других планетах есть жизнь. Мы знаем, что космические путешествия возможны. Когда мы следующий раз столкнемся с инопланетянами, они могут оказаться еще хуже Пришельцев. Они могут захотеть истребить нас, а не просто выгнать. Думаю, мы обязаны поддерживать и развивать несколько видов боевых искусств на случай, если нам повстречаются какие-нибудь мерзкие твари, которых можно побороть.

Бренда выпрямилась на стуле и широко распахнула глаза:

— Да вы хайнлайновец!

Настал черед МакДональда пожать плечами:

— Я согласен со многим из того, что они говорят, хотя и не посещаю их собрания. Но у нас с вами речь идет о боевых искусствах.

Разве о них? Я уже потерял нить… А МакДональд продолжил:

— Эти искусства считались утраченными почти целый век. Я провел десять лет за изучением тысяч фильмов двадцатого и двадцать первого столетий и восстановил восточные единоборства практически из кусочков. Еще двадцать лет я овладевал ими, пока не почувствовал себя подлинным знатоком. Тогда я подался в слеш-боксинг. До сих пор никому не удавалось меня победить. И, надеюсь, не удастся, пока кто-нибудь не повторит мою технику.

— Это могло бы стать прекрасной темой для статьи, — предположила Бренда. — Борьба в прошлом и настоящем. Раньше люди держали у себя дома всевозможные виды оружия, правильно? Я имею в виду, огнестрельного. Даже рядовые граждане могли иметь его.

— Была на Земле одна страна, которая в двадцатом веке сделала ношение оружия почти обязательным. Право обладать оружием было записано в гражданском кодексе. Я всегда считал это самым странным гражданским правом за всю историю человечества. Но если бы я жил в той стране, то обязательно купил бы оружие. Невооруженный человек в вооруженном обществе должен был бы чувствовать себя крайне неуютно.

— По правде говоря, меня не слишком-то завораживает подобное развитие сюжета, — признался я, вставая

и потягиваясь, чтобы разогнать застоявшуюся кровь. — Впрочем, это мое личное мнение, и к нему не стоит прислушиваться. Но мы здесь сидим не более получаса, а Бренда уже предложила полным-полно тем, по которым вы могли бы помочь нам. Черт побери, да вы и сами могли бы написать на эти темы статьи, если помните, как это делается. Ну, так как же? Вам интересно или нам следует поискать кого-нибудь другого?

Он уперся локтями в колени и взглянул на меня.

Вскоре я удивился, почему не слышу тревожной, рокочущей, бьющей по нервам музыки. Такой взгляд сделал бы честь любому голографическому ужастику. Таким глазам самое место на лице, которое внезапно обрастает шерстью и разевает жуткую клыкастую пасть или расплывается подобно теплому пластилину и принимает очертания некоей Безымянной Злобной Твари. Я уже упоминал, какими глубокими мне показались эти глаза. Так вот, тогда они были небольшими озерцами, а теперь превратились в бездонные водовороты.

Не хочу, чтобы меня считали суеверным. Не хочу приписывать МакДональду сверхъестественную власть просто за то, что он дожил до почтенного возраста. Но, взглянув в такие глаза, как у него, неизбежно начинаешь думать, сколько же всего они повидали, и удивляться, какой мудрости достиг их обладатель. Мне самому сто лет, возраст вполне почтенный для отдела продолжительности жизни — во всяком случае, до недавних времен человеческой истории — но я чувствовал себя мальчишкой под оценивающим взглядом деда, а может быть, и самого бога.

И мне это не нравилось.

Я сделал все возможное, чтобы выдержать этот взгляд и достойно на него ответить — но в нем не было ничего враждебного, он не бросал мне никакого вызова. Если кто и надумал затеять игру в гляделки, то только лишь я сам. Но мне очень скоро пришлось сдаться. Я внимательно изучил стены, пол, взглянул на Бренду и улыбнулся ей — что наверняка поразило ее. Я готов был смотреть куда угодно, лишь бы не в глаза МакДональду.

— Нет, — ответил он наконец. — Не думаю, что даже после всего этого я присоединюсь к вашему проекту. Извините, что заставил вас потерять время.

— Ничего страшного, — ответил я, встал и направился к двери.

— Что вы хотели сказать вашим "после всего этого"? — спросила Бренда. Я обернулся, раздумывая, прилично ли будет удрать отсюда, таща ее за руку силой.

— Я имел в виду, что несмотря ни на что я подумывал, не согласиться ли мне. Некоторые аспекты вашего предприятия начали казаться забавными.

— Так что же заставило вас передумать?

— Брось, Бренда, — вмешался я. — Уверен, у него свои причины, и они нас совершенно не касаются.

Я взял ее за руку и потянул.

— Прекратите! — раздраженно бросила она. — Перестаньте обращаться со мной, как с ребенком!

Она сверлила меня глазами, пока я не отпустил ее. Мне показалось жестоко напоминать ей, что по сравнению с нами она была именно несмышленым ребенком.

— Я бы очень хотела знать, почему вы отказываетесь, — снова обратилась она к МакДональду.

Он взглянул на нее совершенно беззлобно, потом отвел глаза, словно бы в смущении. Я просто описываю, что видел; понятия не имею, из-за чего он мог смутиться.