Стальной прыжок
Шрифт:
– А что собой представляли люди, которые на вас нападали?
– Я как-то не обратил внимания. Большинство было хорошо одето, люди разного возраста. Среди них были и женщины.
– Как вы к этому отнеслись?
– Впервые почувствовали глубокое удовлетворение.
– Удовлетворение?
– Вот именно. Самое обидное, что на нас раньше никто не обращал внимания, даже полиция старалась не замечать. И вот впервые люди стали как-то реагировать на наши действия. Мы почувствовали, что больше не обращаемся к глухим и слепым.
– Раненые были?
– По-моему, нет. Во всяком случае, если и были, то ничего серьезного. В основном против нас использовали, так сказать, словесные средства
– Что было дальше?
– Этот митинг был самым оживленным и беспорядочным из всех, в которых мне приходилось принимать участие. К этому времени на площади собралось много людей. Они шумели, кричали, пытались помешать ораторам. Но у нас были мегафоны, и мы сумели довести митинг до конца в соответствии с планом.
– Как, по-вашему, эти люди были проинструктированы?
– Нет. Это обстоятельство мы также отметили с удовлетворением. Те, кто пытался нам помешать, делали это стихийно, и отчасти именно поэтому им не удалось сорвать митинг. Казалось, каждый из них действовал сам по себе. Позднее мой товарищ обратил внимание и на их возраст. Если бы не эти обстоятельства, естественно было бы предположить, что против нас выступил какой-то организованный фронт, пытающийся оказать противодействие, что правительство направило против нас нечто вроде враждебной демонстрации – ведь это также входило в их предвыборную кампанию. Однако было ясно, что дело обстояло не так.
– Чем закончился митинг?
– Мы приняли резолюцию, собрали плакаты, аппаратуру и отправились по домам.
– А как прошла следующая демонстрация?
– Минуту, я не закончил. После митинга произошло очень странное событие, которое казалось мне совершенно небъяснимым. Попробую о нем рассказать.
Йенсен вопросительно посмотрел на больного.
– Когда мы расходились, я пошел вместе с товарищем и его женой. Мы хотели зайти в помещение союза и закончить работу над афишами, которую начали накануне. Товарищ под мышкой нес свернутый красный флаг.
Больной замолчал. Казалось, он пытался собраться с мыслями. Йенсен выжидающе смотрел на него. Слышно было, как внизу, в камере, кашлял арестованный.
– Наш союз помещался в подвале жилого дома в районе Эстер. Чтобы добраться до места, необходимо переправиться на пароме через канал, если, конечно, вы не на машине. Вы ведь знаете, пешеходам запрещен проход по мостам и туннелям. На пароме было мало народа, и никто не обращал на нас внимания. Мы сидели и разговаривали. Все трое пришли к единому мнению, что происшедшее следует рассматривать как весьма обнадеживающий факт. Когда паром остановился, мы спустились на берег и отправились дальше пешком – помещение союза находится всего в нескольких кварталах от пристани. По дороге нам нужно было пройти через район, где расположены дома высокооплачиваемых служащих. Вы знаете, что в…
– Да, я знаю, какой район вы имеете в виду.
– Мы молча шли по тротуару. Улица была пустынной, если не считать двух пожилых людей, которые остановились у одного из подъездов. Я решил, что они живут в этом доме, собираются войти в подъезд. Мужчине было лет под семьдесят, женщине примерно столько же. Оба были отлично одеты – типичные представители высшей буржуазии старой школы. На мужчине было черное пальто, серая фетровая шляпа и галоши, в руке он держал зонтик с серебряной ручкой. Конечно, я не запомнил бы всех этих деталей, если бы не то, что произошло через несколько секунд.
Он замолчал и покачал головой.
– Я до сих пор этого не понимаю,—сказал он наконец.– Непостижимо!
– Ближе
– Как только мы с ними поравнялись, мужчина прошипел: «Подонки вонючие!» Мой товарищ, который был ближе всех к нему, не сразу понял, а может, просто не поверил своим ушам. Он остановился и сказал очень вежливо: «Извините?» Тогда мужчина посмотрел на него и громко, отчетливо произнес: «Проклятый сброд! Как только вы осмеливаетесь здесь показываться!» Мой товарищ по-прежнему ответил вежливо: «А разве мы с вами знакомы?» Тогда старик схватил его за пиджак и крикнул: «Еще не хватало, чтобы я знался с проклятыми социалистами!» Тут старуха – а я уже сказал, что она была весьма дряхлой – завопила на всю улицу и начала вырывать у моего друга свернутый флаг. Казалось, оба они обезумели. Старухе удалось вырвать флаг, она бросила его на землю и принялась топтать ногами. Затем размахнулась и с криком «Красная потаскушка!» изо всех сил ударила жену моего друга сумочкой по голове. Старик тут же поднял свой зонтик, взял его наперевес, как ружье, и изо всех сил начал тыкать моего друга в грудь. Тот упал на колени, тогда старуха схватила его за волосы и все норовила пнуть в лицо. И все время оба не переставая ругались и плевали на нас.
Взглянув на Йенсена, мужчина нервно потер подбородок.
– Я буквально остолбенел. Ведь это пожилые люди, мы не могли ответить им тем же. Наконец жена моего товарища оттолкнула их, отняла флаг, и мы пошли прочь. Старик вдогонку нам продолжал кричать.
– Вы не помните, что именно?
– «Всех вас надо прикончить!»
На мгновение наступила тишина. Затем больной продолжал:
– Тогда я ничего не понял, да и сейчас не могу понять, что случилось. Но после этого произошло множество других столь же необъяснимых случаев. Нам все-таки удалось выяснить, кто были эти люди. Оказалось, ушедший на пенсию директор банка и его жена. Оба из аристократической семьи. Разумеется, он был реакционером до мозга костей, но всегда отличался выдержанностью и был очень воспитанным человеком. Во всяком случае, так говорили.
– Когда состоялась следующая демонстрация?
– Ровно через неделю. На сей раз она была очень оживленной. Опять собралось много народу, больше, чем в прошлый раз. Они кричали, пытались нарушить ход демонстрации. Полиции пришлось вызвать подкрепление. Несколько человек на автомобилях врезались прямо в ряды демонстрантов. Человек десять участников демонстрации было ранено, а одного малыша лягнула полицейская лошадь. Все-таки мы довели демонстрацию до конца и закончили ее митингом. Мы по-прежнему считали, что эти события следует рассматривать как положительное явление. И поэтому решили чаще организовывать демонстрации, выбирая различные дни недели, чтобы сбить с толку противников. Пресса и телевидение также подняли кампанию против нас. Но прошло несколько дней, и все как по уговору снова перестали нас замечать. Даже в хронике не писали ни единого слова. Газеты снова сплетничали о жизни кинозвезд и других знаменитостей. И это в то время, когда рушилось все общество!
– Почему вы так считаете?
– А разве все происходившее не говорило об этом? Йенсен не ответил.
– К тому же выявилось еще одно тревожное обстоятельство.
– Какое?
– Среди членов нашего союза было много врачей и студентов-медиков. В начале сентября они исчезли, и никто их больше не видел. Кстати, один из них привез меня сюда. Это полицейский врач вашего участка. Когда мы начинали расспрашивать о них, то неизменно получали один и тот же ответ: «Они уехали для участия в медицинском конгрессе». Жене моего товарища, которая работала в Министерстве юстиции, удалось выяснить, что их арестовали. Но мы не знали, верить этому или нет.