Станция плененных
Шрифт:
В ответ ожидаемая тишина.
— Я знаю, что ты следишь за мной! — добавляю я. — Кто ты?
Если кто-то действительно следит за мной, то я даю ему знать об этом: «Я тебя заметил». Если же это лишь мое воображение, то, возможно, «горожане» запомнят меня — если они способны различать нас — и, сочтя умалишенным, не будут есть.
Отличный план.
— Ну!.. — Есть тут кто, кроме меня, или нет? — Выходи!..
Без раздумий спускаю курок, дуло направлено в стену ближайшего дома и короткая автоматная очередь крошит
И стоит мне только смириться с тем, что я окончательно потерял рассудок, а вместе с ним и здравый смысл, откуда-то сверху доносится возмущенный оклик:
— Совсем сбрендил?! — кричали определенно мне. — Сюда же сейчас все сбегутся!
Поднимаю голову. Небесные панели зеленоватого оттенка выглядят устрашающе, но куда сильнее меня пугает человек, которого я вижу на крыше. Потому что если это не галлюцинации, то моя паранойя оказалась никакой не паранойей, а хорошо сработавшей чуйкой.
— Черт! Бесишь! А ну поднимайся сюда!
Подняться? Наверх? То есть на крышу?
Но как?
— В подъезд иди! В подъезд!.. — Недолгая пауза, а затем человек с крыши начинает говорить тише. — Во второй, давай резче!.. Они идут!..
Кто они? Откуда идут?
Понимаю, что на то, чтобы задать эти вопросы, у меня нет времени. И притупляя внутренний голос, рекомендующий быть осторожным и не доверять всяким проходимцам, засевшим на крыше, я бегу ко второму подъезду, как мне и было сказано. А все потому, что рекомендации носят исключительно рекомендательный характер и не обязательны к исполнению.
Вот так вот.
Совершая вылазки, я практически никогда не заходил в подъезды. Помнил наказ старожилов из лагеря, что в подъездах опасности больше, чем на улицах, и зачастую тех, кто пренебрегал правилом держаться от них подальше, больше никто не видел. Но второй подъезд панельной пятиэтажки, в который я заскакиваю со скоростью метеора — и интересно, с какой скоростью летают метеоры — оказывается не таким уж и страшным местом. Во всяком случае, на первый взгляд. Обычный такой подъезд, с наполовину выкрашенными в дешманскую зеленую краску стенами, с красно-коричневыми полосками на ступенях, словно на лестнице кто-то расстелил ковер.
На первом этаже расположены почтовые ящики, старые, ржавые, вместо номеров квартир — привычные слуху фамилии. Поднимаюсь на второй этаж, на площадке по четыре квартиры. Две смотрят на меня, две друг на друга. Быстро поднимаюсь выше: третий этаж, четвертый, пятый. Железная лестница на крышу. Или на чердак? Нет, скорее всего, сразу на плоскую крышу.
Люк открыт.
Меня ждут.
И стоит только выбраться наружу…
— Эй, пригнись! — приказывают мне, и я подчиняюсь, пока глаза привыкают к яркому свету.
Удивительно, но с высоты пятиэтажного
— Иди сюда!..
Я иду, гуськом. Колени тут же начинают болеть, словно я старикашка с артритом. Но это все мелочи по сравнению с тем, что человеком, который можно сказать затащил меня сюда, оказывается тощий подросток. На глазах у него очки, похожие на плавательные, но массивнее, из оранжевого пластика. Сухие и жесткие рыжие волосы торчат в разные стороны, паренька бы привести в порядок, подстричь.
Он машет мне рукой, подзывая к себе, подносит палец к губам, мол, ни звука, и я послушно подхожу ближе.
Паренек лежит на крыше, слегка тянется вперед, чтобы посмотреть, что происходит внизу. Я следую его примеру.
— Чертов Вано, — произносит парень.
И только после этого я замечаю знакомую мне лысину.
— Это они на твою истерику сбежались. О чем ты вообще думал?
Смотрю на его конопатое лицо, кажущееся мне знакомым, и не испытываю ни малейшего признака страха. Он меня тоже не боится.
— Ты кто такой? — спрашиваю я. — Откуда взялся?
— Как откуда? — отвечает он мне в дерзкой манере. — Из лагеря. А звать Митяем.
Меня всегда удивляло, откуда в лагере дети. Их довольно много, все разных возрастов. Как-то нам с Тохой сказали, что они такие же, как и все мы — похищенные. Насколько это было правдой судить сложно, но никто из нас не искал правды. С детьми занимались, они ходили в импровизированную школу. И никогда не выходили за пределы лагеря.
— Чего ты на меня так смотришь? — спрашивает Митяй. — Я тебе только что жизнь спас.
С этим сложно поспорить.
— Как ты здесь оказался?
— В смысле?
— Кто разрешил тебе выйти из лагеря?
— А у кого я должен спрашивать разрешение?
— У взрослых.
Митяй ухмыляется.
— Ты кого называешь взрослыми? Чудиков с автоматами, которые сутками бегают по городу и рассказывают друг другу байки о «горожанах»?
Действительно, если смотреть на это место и на всех нас глазами ребенка, то взрослые мало похожи на взрослых.
— А еще этот переворот, из-за которого у Князя кукуха полетела… — Митяй крутит пальцем у своего виска. — В лагере сейчас вообще делать нечего, вот я и вышел погулять.
— Далековато от лагеря, — замечаю я.
На что Митяй пожимает плечами.
— Зато тихо, — говорит он и добавляет: — было, пока ты не начал стрелять.
— Нечего было следить за мной.
Это все твоя вина.
— У тебя ведь тоже кукуха полетела.
Не могу понять, спрашивает он это или утверждает.
— А ты плод моего воображения?
Митяй улыбается.
— А если и так. Что будешь делать?
Смотрю вниз, группа Вано уходит из двора, так и не найдя того, что искала.