Станция плененных

Муссен Анна

— Не смотри на меня так, — говорит он шепотом, ухмыляясь из последних сил. — Я был готов и к такому исходу. Как говорится: «За что боролся, на то и напоролся».

— Это она нас сдала, — произношу я, словно оправдываясь. — Все это время Вика докладывала на нас.

Пастух молчит. Наверное, ему уже не важно, кто нас сдал. Его революция потерпела фиаско. Прямо как у тех ребят из романа Виктора Гюго.

— Ты достал ключ?..

Показываю ему содержимое своего кармана.

Пастух бросает короткий взгляд затуманивающихся глаз на мою ладонь и кивает.

— Молодец, я знал, что у тебя выйдет.

— И что мне теперь

с этим делать?

— Бежать. — С каждой секундой говорить ему становилось все сложнее. Жизнь покидала его измученное тело. — Беги к колесу обозрения. Там неподалеку есть заброшенные стоки. Я подготовил себе место…

Пастух кашляет, кровь окрашивает его белеющие губы грязным алым цветом.

Мне уже все равно, что он подготовил место для себя. Плевать и на то, что он не успевает сказать мне своих последних мыслей. Его взгляд тускнеет, когда с губ срывается короткий вздох.

Похожий на вздох облегчения.

Его борьба закончилась здесь и сейчас, а моя… моя все еще продолжается.

И я бегу, оставляя позади себя затихающие канонады автоматных очередей.

Воспоминание тринадцатое — Товарищи

«Пожалуй, Вика мне нравилась».

Такая вот мысль внезапно посещает мою голову в перерыве между сном и…сном. Да, она мне нравилась. Чем? Сложно ответить. Не сказать, что красавица неземная, но что-то в чертах ее лица меня цепляло. Поначалу. А потом я просто привык к ней. К ее внешности, к ее голосу, к россыпи веснушек на щеках и носу, и к рыжим волосам. К нашим разговорам. Благодаря ей мне удавалось отвлечься и забыть о том, что мир не ограничивается лагерем и городом вокруг нас. Но иногда мне все равно казалось, что другой жизни, которая была у меня там, на поверхности, никогда не существовало. Будто все, что происходило когда-то там, лишь плод моего воображения. Больного воображения. Ведь когда люди начинают рассуждать на тему того, а существуют ли они на самом деле, можно с уверенностью заявить, что в момент, когда подобные мысли посещают их головы, они начинают сходить с ума.

Терять рассудок.

В убежище Пастуха темно и сыро, затхлый запах, пропитавший стены, уже никогда не выветрится, даже если все вокруг промыть хлоркой. Но стоит отдать Пастуху должное, он подготовился на случай неудачи: здесь есть еда, немного питьевой воды, какие-никакие удобства. И если бы он только был более удачлив… но удача улыбнулась мне. И только мне. Поэтому я уже несколько дней бревном лежу в этой каморке, в ожидании, что вот-вот за мной придут. И я наконец-то услышу шаги, эхом разносящиеся по стокам, и даже не попытаюсь сбежать — сил для этого попросту нет. Но время идет, а за мной никто не приходит.

Может, меня и не ищут вовсе?

Стараясь заполнить образовавшуюся во времени пустоту, я постоянно думаю о чем-то и мыслями часто возвращаюсь в лагерь. Даже во сне брожу между домов, вглядываясь в лица людей, в надежде кого-то среди них отыскать. Но кого? Этот вопрос я часто задаю сам себе во сне, но, к сожалению, мне еще ни разу не удалось найти на него ответ. Возможно, я ищу в лагере Тоху. Оставленный по ту сторону стены друг частенько появляется в моих мыслях. Жив ли он? Или умер? Стоило ли искать его, перед тем, как покинуть лагерь? Или же я все сделал правильно —

что сбежал один?

Самобичевание то еще дельце. Вроде бы и вреда особого не приносит, но и пользы никакой.

Еще я думаю о Вике. Ее бледное лицо с широко раскрытыми глазами навечно отпечаталось в моей памяти. Я все еще чувствую разлетевшийся по комнате запах, когда пуля пробила ее затылок и наружу брызнула кровь: красная и липкая. В комнате запахло железом. И чем-то приторно сладким. Но сладость эта для обоняния была до тошноты противна, и я не сразу понял, что ощутил в тот момент запах смерти. Чужой смерти. Хотя поначалу решил, что это я — мертвец.

Из мыслей меня выдергивает тихий писк.

В который раз уже эта крыса прибегает сюда и проверяет, не сдох ли я? Или же она возвращается раз за разом в надежде, что я ушел? Может, эта каморка была ее домом, пока Пастух не забрал ее себе в личное пользование? Пастух…

Что же ты был за человек?

Мне об этом теперь ни за что не узнать. И вряд ли кто-то сможет мне рассказать о нем, даже если я когда-нибудь найду в себе силы спросить: «А ты знал человека, зовущего себя Пастухом?». Пастух. Невероятный то был человек, ведь откровенно называя себя «пастухом», он умудрился не только собрать вокруг себя целую толпу — «стадо» — но и повести нас за собой на верную смерть. Пастух. Опасный ты был человек. Возможно, даже опаснее самого Князя.

Может, по этой причине вы и оказались по разные стороны?

Крыса вновь пищит.

Представляю, как в этот момент она вглядывается в темноту своими круглыми черными глазками-бусинами, шевелит носом и длинными усами.

Нет, наверное, эта каморка не была ее домом, а крыса, приходящая сюда время от времени — разведчик. Как те малыши у муравьев или ос, да даже у воробьев — смельчаки, готовые ради своей стаи на все. Этот грызун проверяет: жив ли я, и не пора ли их семейству потрапезничать. Что они там едят у людей в первую очередь? Носы и уши, кажется, потому что в них хрящи. А кто не любит грызть хрящи, обсасывая их, отщипывая зубами кусочки плоти?

Есть ли на хрящах мясо?..

От подобных мыслей желудок начинает сводить судорогой и меня тошнит от голода. Я не спешу уничтожать запасы Пастуха. Кто знает, сколько еще дней или даже недель мне придется провести в этом месте? Это удручает. Может, стоило погибнуть с остальными? Глядишь, очнулся бы в каком-нибудь другом мире, более интересном, чем этот… Стал бы рыцарем на службе у красивой принцессы или героем, которому судьбой начертано свергнуть короля тьмы. Интересно, книги с этим сюжетом еще популярны или их время прошло?

А какую книгу я читал последней?..

Уже и не вспомнить. Ни автора, ни сюжета. Даже цвет обложки не помню. Была она мягкой или твердой? Или это вообще была электронная книга? Почитать бы сейчас что-нибудь…

С мыслями о книгах я в очередной раз заснул.

Проснулся через какое-то время, не зная точно, сколько проспал. На этот раз сон мой был спокойным, без сновидений.

В убежище Пастуха по-прежнему темно — я принципиально не трачу батарейку в фонарике, — свежий воздух практически не доходит до этого места и, сетуя на собственную беспечность, я решаю побродить по тоннелям. Убеждаю себя, что раз выжил в лагере, то становиться едой для крыс как-то не серьезно, то надо знать пути отступления на случай… На всякий случай.