Станция спасенных грез
Шрифт:
Я сильно промерз. Хотелось в сторожку и растопить печку. Я бежал из дома ро-ро как испуганный пес. Уединившись, закинул в печку дрова и поджег. Налил какао. Трясло. Летнее тепло не помогало. Я пил какао большими глотками и придвинулся поближе к печке. На столе поверх листа бумаги лежала ручка. Я поставил себе цель сделать список. Список с мечтами.
И тотчас же столкнулся с первой проблемой. Является ли мечта по-настоящему мечтой или не более чем фантазией? Скажем, я знал крепко и совершенно точно, что желание научиться летать и прожить как бабушка с дедушкой - самые настоящие
Пусть это будет первым пунктом.
Бабушка же с дедушкой всегда восхищали меня своей любовью и сплоченностью. Мама ставила их в пример, как образец всего самого чистого, искреннего и родного.
А это - вторым.
На третьем пункте я споткнулся. Я просто поставил цифру "3" и пририсовал стрелочку, ведущую ко второму пункту, и занялся четвертым. И застопорился. Оказывается, не так-то легко выуживать мечты и понимать, что из них по-настоящему важно и ценно, а что - блажь пятнадцатилетнего мальчика.
Я бился над четвертым пунктом долго, очень долго. Пока не осознал, что не осталось ничего, что вынашивал бы с самого детства и искренне мечтал, не считая первых трех пунктов. Мне никогда не думалось, что мечты - слишком ограниченные штуки, которые, однако, необычайно мощны. А научившись разбираться, где фантазия, а где самые искренние грезы, понимаешь, насколько в действительности мало настоящих мечт. Выходило так, что я был не лучше тех теневиков, что успел повидать. Избавь меня от мечты, и жизнь моя урежется на треть. Впрочем, считается ли, что я не стану теневиком, пока из меня не вытянут все мечты? Не об этом ли говорил дядя Коля, приводя пример с макаронинами?
Да, у меня была фора в виде еще двух ЖИЗНЕЙ. В отличие от бабушки, в отличие от дедушки, в отличие от Тина. Тина... Меня лишили друга. Самым наглым образом. Можно сказать, что я вместе с Едоками сломал его жизнь. Смогу ли я вернуть ее? Как бы мне хотелось, чтобы повторилась история, случившаяся с Иваном...
Я долго смотрел на лист и, наконец, крупными буквами возле четвертого пункта написал:
"ЧТОБЫ К ТИНУ ВЕРНУЛАСЬ ЕГО МЕЧТА".
Изучив список, я кивнул. Теперь все было правильно.
Но я не понимал, чем готов рискнуть, а что лучше отложить на потом. На всякий пожарный. Есть мечты - значит, не пропаду– так звучал мой сиюминутный девиз.
Я откинулся на спинку дивана. Повсюду лежали книги. Они напоминали маленький сказочный народец, забредший в гости к одинокому жильцу. Часть из них по-прежнему ютилась на столе, часть - на диване, еще пара томиков лежали на полу, одна подпирала полочку с печеньями. Книги разбрелись кто куда, но все смотрели на меня, словно ожидая, когда я начну рассказывать им что-нибудь
Меня охватило странное чувство - как будто я предал их. Предал нашу дружбу, и теперь ничего не будет как прежде. Я заморгал и помассировал голову, стараясь прогнать эти ненужные мысли.
Простите, книги. Я не могу переводить вас. Половины из ваших соратников я уже лишился, и мне никогда не прочитать их с былым восхищением, какое испытывал на каждой странице, в каждом эпизоде. Мне уже не удается перечитывать вас, потому что я не вижу ничего интересного и захватывающего. Это моя вина. Но я делаю так не по собственной воле. Пожалуйста, не вините меня.
Я подошел к тумбочке, чтобы налить себе еще немного какао, и встретился взглядом с совой, что смотрела на меня со стеклянной крыши построенного на воде города. Я протянул руку и погладил рисунок. Пальцы ощутили дощатую стену и легкие бугорки красочных мазков. На губах появилась улыбка.
– Кое-чего не хватает.
Я вернулся к списку и возле третьего пункта написал четыре буквы.
– Не подведи, - и спрятал лист за спинку дивана.
***
– Иван, я не знаю, что делать. Все плохо. Все очень плохо, - сетовал я, глядя, как работает кузнец. Он раздувал меха, дожидался, пока металл накалится добела, а после с уханьем стучал по заготовке огромным молотом.
– Понимаешь, они уже не люди, и...
– Не говори так!
– оборвал меня Иван.
– Нельзя говорить так ни при каких обстоятельствах, Саша.
– А кем был ты, когда уехал из Дымчатой?
Иван не ответил.
– Жутко это. Они лишены мечты.
– Но почему?
– спросил запыхавшийся кузнец, поправляя повязку на голове так, чтобы волосы не лезли в глаза.
– Откуда ты знаешь?
– Поговорил с Мишкой, - солгал я. Так или иначе, но правда была мне известна, а признаваться, что я Хранитель Грез и воюю с Едоками - не лучший способ донести истину.
– Он больше не хочет заниматься велодрезиной.
– Перегорел?
– Нет. Его... ПЕРЕГОРЕЛИ.
– То есть это наподобие болезни?
– Практически. Только вирусы сами приходят к тебе...
Иван сел на скамейку рядом со мной.
– То есть как это, Саш? Я не совсем понимаю тебя.
– Вань, ну... Ну вот так и происходит. Просто поверь.
Кузнец почему-то улыбнулся - грустно и как-то осуждающе.
– Ладно, поверю.
Он встал и прошел обратно к рабочему месту. Я последовал за ним.
– Что это?
На подставке лежало нечто продолговатое и заостренное.
– Это что, МЕЧ?!
– удивился я.
– Да нет... Это кочерга!
– выпалил Иван.
– И зачем она тебе?
– Ну, - пожал он плечами.
– Пусть будет. Я уже около двухсот штук сделал. Все равно я ничего толкового не умею. К несчастью...
"К несчастью"... Он добавил это так горько, что мне стало жаль его. Действительно, все, что оставалось бедному Ивану, это делать то, что он умел лучше всего.
– И все-таки это меч, - я с прищуром посмотрел ему в глаза.