Станция Университет
Шрифт:
«Что ж, заработаю», — решил я, и мы с Федором хлопнули по рукам, предвкушая солидные барыши. Оставалось только договориться с московским ОВИРом, чтобы азиатов регистрировали без помех. Это я сделал, протянув сотрудницам государственного учреждения руку взаимопонимания. В ней я держал пять шоколадок «Сникерс». Малыш-батончик «Сникерс», покрытый «толстым-толстым слоем шоколада» и только начинавший свое триумфальное шествие по стране, обладал в то лето магической силой. Он был и валютой, и символом Запада, а заодно и символом новой жизни. Его рекламировали так много, что на просьбу перечислить планеты школьники стали отвечать: «Марс, Сникерс…» [64] . Цены начали пересчитывать в «Сникерсы»: «Это стоит три «Сникерса», а это — два»… На Дальнем Востоке людей, покупавших два «Сникерса» в неделю, сразу же без сомнений относили к среднему классу. Короче говоря, пять «Сникерсов» в ОВИРе сделали дело. Вьетнамцы потекли
64
Шоколадка «Марс» тоже была популярной, но «Сникерс» был популярнее.
Жан-Мари Папен
Теплым августовским вечером, когда роскошный ливень опустошил город, я брел с Моховой улицы домой, к бывшим грузинским садам, по улице Герцена. Мой видавший виды зонтик, огрызаясь погоде колючими сломанными спицами, отчаянно защищал меня от выбивающегося из сил дождя. Я миновал знаменитый горельеф на доме 7, с изображением самоудовлетворяющегося советского электрика, которого, по преданию родителей, любили показывать своим друзьям студенты-журналисты. Тут же, на углу Газетного, я вообразил себе доктора Живаго, ведь это прямо здесь он сел в переполненный трамвай, шедший от университета к Боткинской, не ведая о том, что не доедет до своей остановки, что его сердце перестанет работать в самом начале Пресни, наверное, там, где сейчас ограда Зоопарка.
Переходя волшебный, хрустальный от капель, без единой души Тверской бульвар с фиолетовыми грунтовыми аллеями, я оторопел от неожиданности, услышав сзади: «Покупайте журналы «Пари Матч» на французском языке! Здесь и только здесь вы найдете интервью с великим Жаном-Мари Папеном!». Я оглянулся и увидел слившегося со стволом тополя, промокшего до последней нитки уличного торговца журналами, лицо которого было спрятано под широким капюшоном черной куртки. «С ума сойти! — подумал я. — На бульваре же кроме меня — никого! Кому он продает? В такую погоду! К тому же Папена, футболиста, обладателя «Золотого мяча» 1991 года, зовут не Жан-Мари, а Жан-Пьер…». Недоумение, однако, стремительно сменилось радостью, когда в незадачливом газетчике я распознал Кирилла Федорова, студента факультета вычислительной математики и кибернетики МГУ, прославленного футболиста университета и бесшабашного весельчака.
— Вот это да! Что ты тут в такой дождь делаешь? — обрадовался Кирилл.
— А ты?
— Журналы продаю! — цветные иностранные журналы на глянцевой бумаге тогда были редкостью. — Уже три продал.
— Кому?
— Да какому-то иностранцу. Он тут без зонта бежал, ему надо было прикрыться.
— Откуда они у тебя? Журналы?
— Бордовских дала. Знаешь ее? Баскетболистка наша из МГУ. Устроилась на радио «Максимум» тут, на Пушкинской. Пойдем к ней?
— Зачем?
— У нее журналов знаешь сколько там валяется? По соседству с «Максимум» редакция газеты «Московские новости».
Они эти журналы и выбросили. А это ж целое состояние, если продать!
Но, рассудив, мы решили, что благоразумнее будет дойти до ближайшего кафе и обсушиться. Когда настало время прощаться, Кирилл щедро протянул мне самые красивые журналы, с Папеном на обложке:
— На, возьми!
— Да ладно, ты же их продашь, денег заработаешь…
— Возьми, возьми. Тут же про Папена. Жана-Мари! Папен, он же великий. Он бьет и с лета, и распластываясь в воздухе, и сбоку, и через себя… Укладывает снаряды точно в девятку!— Спасибо, — я взял журналы. Как отказаться от такого предложения? Не страшно, что журналы на французском… Про Папена можно и со словарем почитать. К тому же чего стоили одни фотографии!
Дождь перестал. Я продолжил путь домой по Малой Бронной. У кафе «Аист», одноэтажной невзрачной стекляшки с металлической гофрированной крышей, следовало ускориться. Место было нехорошим. У «Аиста» все время стояли зловещие черные иномарки и сновали тревожные типы. Еще в 1988 году, на заре кооперативного движения, здесь случилась знаменитая разборка с участием чеченских и грузинских бандитов или что-то в этом роде. Выяснялся вопрос «кто настоящий хозяин Москвы». Невзирая на численное меньшинство, чеченцы схватились за оружие и напали на грузинских воров в законе. Потом подъехала чеченская подмога из 10–12 человек из ресторана «Узбекистан». Грузины отступали, неся потери. А на улицу в это время вылетали шальные пули, которые задевали прохожих. Чеченцы только-только начали зарабатывать свою невеселую репутацию. Над «Аистом» и потом висели темные тучи. В марте 93-го сотрудники милиции предотвратили там вооруженное столкновение двух группировок, а в сентябре того же года там все-таки застрелили троих. В общем, я пошел быстрее, думая, что детям моим, еще не родившимся, нужно будет обязательно запретить ходить мимо этого опасного места.
Коммерсантъ» и Курт Вайсхаупт
Конечно, я понимал, что торговля плиткой «Морская пена» — опыт неплохой, но все же занятие не для меня. А тут еще на глаза попалось объявление,
«Коммерсантъ» поначалу делали «на коленке». Мне он очень понравился заголовками. В советское время заголовки газет были скучными и формальными: «Речь тов. Лигачева на пленуме ЦК КПСС», или «По пути интенсификации производства», или «Устранить ядерную угрозу», или «С Октябрем сверяя шаг», или, наконец, просто «В Политбюро ЦК КПСС». «Коммерсантъ» совершил революцию — его яркие самодостаточные заголовки стали вехой в российской журналистике! В мою память навсегда впечатались «Один день в Токио: Примаков удовлетворен, а Кайфу нет» [66] , «Референдум прошел. И плебисцит с ним!», «Педерасты СССР и США сводят концы с концами» [67] , «Новый журнал «Или» или будет издаваться, или нет», «Последняя модель Mercedes на советском рынке — это полный benz!». Вроде бы был еще «Кошмар! На улице Язов!» [68] , предварявший статью об августовском путче 1991 года. Впрочем, про Язова я не уверен. Короче говоря, мне нравился «Коммерсантъ». Я подумал: «Почему бы не сменить «Морскую пену» на перо?» — и прямиком направился с улицы летчика Бабушкина на улицу Герцена, в ЦДЛ (Центральный дом литераторов), где проводился отбор будущих сотрудников газеты.
65
Газета выходила с 1989 года один раз в неделю, по понедельникам.
66
Кайфу — премьер-министр Японии.
67
1 августа 1991 года в Москве прошел советско-американский симпозиум по правам лесбиянок и геев.
68
Аналогия с названием суперпопулярного фильма ужасов «Кошмар на улице Вязов» (A Nightmare on Elm Street).
На входе в ЦДЛ висело объявление: «За безобразное поведение в пьяном виде и оскорбление достоинства окружающих член Союза писателей А. А. Яковлев лишается права посещения ресторана до 1 сентября». На ходу посочувствовав литератору, я устремился внутрь и уже через минуту в полузаполненном, полутемном, знакомом зале ЦДЛа, куда мама в детстве часто доставала мне пригласительные на воскресные утренники, слушал введение в журналистику от Ксении Пономаревой, главного редактора будущей ежедневной газеты. Ксения рассказывала интересно, сыпала новыми профессионализмами, из которых особенно запомнилось слово newsmaker. «Нам нужны ньюсмейкеры, их сейчас мало, но мы будем их создавать», — делилась с нами Ксения. Потом меня проинтервьюировали. Хотелось попасть в отдел «Финансы». Но туда уже взяли какого-то многообещающего молодого человека. Мне предложили поработать в другом отделе, я не захотел и вернулся к учебе и Феде Нгуен Ван Диню. Наш с ним «вьетнамский» проект развивался, благодаря чему Федор переселился из Подмосковья на «Кантемировскую», в однокомнатную квартиру со всеми удобствами, а я — тоже горя не ведал, хотя заработок сказочно растворялся в одночасье: «Сникерсы», «Марсы», импортное пиво «Белый медведь» в черных банках, которое зачастую оказывалось просроченным.
Так «Коммерсантъ» остался без меня, а я — без «Коммерсанта», но 7 сентября 1992 года я был первым в очереди за «нулевым» номером «Коммерсантъ-Daily» — было интересно. В номере сразу же объяснялось, что ежедневная газета печатается для «new Russians». A «new Russians» — это формирующаяся элита российского общества с новым менталитетом и стилем жизни; это — «опережающая группа», первая достигшая «параметров и норм поведения, в направлении которых развивается общество в целом». «Коммерсантъ» был излишне оптимистичен. «New Russians» быстро «обрусели», превратившись в «новых русских», которыми стали называть отнюдь не элиту, а наглых дельцов-нуворишей и размножающихся с бешеной скоростью бандитов.
Пока я продавал «Морскую пену», Остапишин улучшал свой английский в Америке. По просьбе Сашиного папы, Станислава Владимировича, за Александра взялся не кто-нибудь, а сам президент «Ротари клуба», 80-летний старик Курт Вайсхаупт, богатейший оптовый торговец почтовыми марками и известный филантроп. Да что он! Сам независимый кандидат в президенты США на выборах 1992 года Росс Перо, друг Курта, принял участие в судьбе моего друга. Это был тот самый знаменитый Росс Перо, решивший исход президентских выборов в Америке. Именно он отобрал голоса у Джорджа Буша-старшего и принес победу Биллу Клинтону. Как он помог Саше, мне выяснить не удалось, но в рассказах моего друга он мелькал часто.