Станция Университет
Шрифт:
Снег все еще падал, когда позвонил Жиль Гийонэ–Дюпера. Он молил найти покупателя для каких-то французских станков. «Это производственные линии для монетных дворов», — пояснил он. Не раздумывая я набрал номер приемной Виктора Геращенко, Председателя Центрального банка России. Телефон мне в секунду выдал мой одношкольник, работавший в информагентстве Reuters, он же подтвердил, что я все делаю правильно, надо напрямую звонить Геращенко, ведь деньги печатает Центробанк, это всем известно. Секретарь, выслушав меня, вежливо попросила выслать ей предложение по факсу. Потом я стал ждать ответа, каждый день звонками проверяя статус моего запроса. Не дождался. Познакомиться с Геращенко не получилось.
Я не расстроился, просто сузил задачу: в России монеты чеканят
— Тебе нужен монетный двор? — живо отозвался Остапишин, выслушав про мои трудности.
— Да.— Не проблема вообще! Отец хорошо знаком с генеральным директором Московского монетного двора!
И вправду, вечером Саша рассказывал, что директор монетного двора в отпуске, но его заместитель ждет меня. Через неделю нас с Жилем тепло встречали на проходной Московского монетного двора, а вскоре мы разгуливали по самой закрытой части завода — производственным цехам, куда иностранцев вообще не допускали.
Нам подарили теплые, только что отчеканенные памятные медали, угощали коньяком с пирожками, виноградом, докторской колбасой и сыром. Жиль был сначала тронут, а вскоре и вовсе потрясен, когда, рассказав о цели приезда, он получил молниеносный ответ:
— Однозначно эти производственные линии нам нужны. Берем!
Глаза Жиля округлились от удивления:
— Да? А вы, может, приедете во Францию, посмотрите, как все работает?
— Приехать приедем, — заулыбались наши. — Только все равно мы их берем. Две штуки. Сколько они стоят?
— Три миллиона долларов одна линия.
— Отлично. Значит, с нас — шесть миллионов. И… — тут российский переговорщик на мгновение задумался. — Еще такие же линии нужны для Ленинграда. Так?
Пока мы с Жилем приходили в себя от скорости происходящего, энергичный заместитель по телефону получил согласие на закупку еще двух линий для Ленинграда.
— Итак, — подытожил он, — всего нам надо четыре линии. Это — двенадцать миллионов долларов! Согласны?
Мой французский компаньон не верил в происходящее. Я, признаться, тоже, а заместитель уже разливал армянский коньяк, чтобы скрепить сделку.
— И вот что еще, — добил он. — Это важно. Заплатим мы сразу, а вот оборудование нам нужно не раньше следующего года. Устраивает?— Oui, oui, bien sur [148] , — промямлил Жиль, вытирая пот со лба и оседая на стул, предвкушая барыши от выгодной сделки. Глядя на меня влажными глазами, он прошептал: — С русскими приятно иметь дело!
148
Да, да. Несомненно.
Престарелый француз, производитель станков, отблагодарил меня скучным ужином в компании своей семьи в лучшем ресторане Бордо. Денежного вознаграждения я не получил. В это напрочь отказался верить Остапишин. «Ну как же ты ничего не заработал?» — удивлялся он, сокрушенно качая головой. Меня и самого занимал этот вопрос.
Вскоре другие французы из крупной винодельческой фирмы William Pitters попросили познакомить их с винным бизнесом Москвы. Пожалуйста. Списав телефоны импортеров с этикеток нескольких винных бутылок, я шустро договорился о встречах с их владельцами. Одну из них нам с французом из Бордо назначили в 14-м таксомоторном парке. Место знакомое: в школе я на обязательной летней практике с утра до ночи разбирал там ржавые коленвалы от «Волги» ГАЗ-24. По дороге француз спросил, как бы нам выйти на закупщиков продуктов в армию.
— А зачем?
— Бон [149] , — поделился со мной мыслями мой спутник. — Бон, во французской армии солдаты на обед выпивают
— Да? — удивился я.
— Да, — продолжал собеседник. — Так вот, я полагаю, российская армия многочисленнее французской.
— Конечно, — я уже понял, к чему он клонит.
— Поэтому, если армия закупит у нас вино, то это будет большой заказ, не так ли?
— У нас в армии, к сожалению, солдатам красное французское вино не наливают, — огорчил я коммерсанта, сам про себя подумав: с какой планеты он упал?
149
Хорошо (французский).
В таксопарке нас встретила группа напряженных охранников с автоматами наперевес, в черных одеждах. Повели по грязным цехам. Все тот же запах масла и бензина — ничего не изменилось со школьных лет. «Эх, не туда завел я иностранца», — уже начал расстраиваться я, как вдруг одна из невзрачных металлических дверей со скрежетом отворилась, и мы очутились в шикарной огромной гостиной с белыми коврами и белоснежной мебелью. Навстречу нам шел плечистый тридцатилетний блондин с твердо очерченным ртом и надменными манерами. В лице главным были глаза: от их блестящего дерзкого взгляда казалось, будто он с угрозой подается вперед. На нем был восхитительный розовый костюм. Это был какой-то великий Гэтсби, материализовавшийся в самом неподходящем для него месте. Гэтсби пренебрежительно посмотрел на меня:
— Ты кто? Посредник?
— Нет.
— Вижу, что посредник. Процент хочешь? Предупреждаю, посредники нам не нужны. Понял?
— Как?
— Вот так, — выстрелил он в меня глазами. К счастью, в этот момент в комнату вошла помощница Гэтсби, в которой я, к удивлению, узнал старшую сестру своей однокурсницы.
— Надо же, кого к нам занесло! Привет, — бросила она мне и, повернувшись к своему компаньону, решила все мои проблемы.
Вскоре контракт был заключен.
А потом в Москву приехал другой француз, с ним лично я знаком, конечно, не был, но слышал о нем много — Мишель Камдессю [150] , очень важный и долгожданный месье, он мог забросать Россию кредитами, а они моей стране были необходимы как воздух: казна была пуста. В этот день я забежал на факультет обсудить план диплома с научным руководителем и наткнулся на объявление: «Международная консалтинговая компания «МакКинзи & Company» проводит презентацию». «Сходи обязательно, — посоветовал мне Сева. — И возьми с собой резюме. Они наверняка после презентации скажут, что набирают сотрудников. А ты тут как тут».
150
Мишель Камдессю — директор-распорядитель Международного валютного фонда (1987–1999 гг.), в первый раз приехал в Москву в марте 1994 года.
«МакКинзи»
Друг знал, о чем говорил. Действительно, в конце презентации я вручил свое резюме удивленной моей сообразительностью сотруднице «МакКинзи» по имени Дженнифер. Написать резюме мне помогла Стефани. От себя я добавил одну фразу в раздел Personal background: «Loving my sweet French girlfriend» [151] . Это, как оказалось, был выстрел в десятку.
Вскоре я получил телеграмму из «МакКинзи»: приглашали на два собеседования в гостиницу «Савой». Встречи проходили в легкой непринужденной манере, прямо в номерах, где жили интервьюеры. Номера, кстати, были малюсенькие — не развернуться. Первый интервьюер — его звали Алек — сосредоточенно погрузился в чтение моего резюме, а потом, не отрывая от него глаз, пробурчал:
151
Раздел «Персональная информация»: «Люблю свою подружку-француженку».